Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы - Джон Уиндем (1951-1963)

Она продолжает уверять, что щенки куда интереснее, чем дети, но, кажется, эта убежденность дает трещину.

– Точно такие же признаки наблюдаются даже у самых ожесточенных, – согласился Зиллейби. – Что до меня, то есть с точки зрения мужчины, то сегодняшнее состояние деревни представляется мне отдыхом после битвы.

– Что и говорить. Это была настоящая битва, – согласился мистер Либоди, – но ведь битвы, в конце концов, – лишь часть большой кампании. Нам предстоит еще многое.

Зиллейби выжидательно смотрел на него.

Мистер Либоди продолжал:

– Кто эти дети? Есть нечто странное в том, как они смотрят на нас своими удивительными глазами. Они… Они, знаете ли, пришельцы, чужаки. – Он помолчал. – Я понимаю, у меня не тот тип мышления, который вам импонирует, но тем не менее я все время возвращаюсь к мысли, что все это есть ниспосланное нам испытание.

– Кем и кому? – задал вопрос Зиллейби.

Мистер Либоди покачал головой.

– Этого, возможно, мы никогда не узнаем, хотя отчасти это было уже испытанием для всего Мидвича. Мы ведь могли отринуть навязанную нам ситуацию, а мы ее приняли и вышли из нее с честью.

– Что ж, – грустно улыбнулся Зиллейби, – будем надеяться, что мы не совершили ошибки.

Мистер Либоди, казалось, удивился.

– Так а как же иначе?..

– Не знаю. Разве можно что-либо знать наперед, если имеешь дело с чужаками?

На том они и расстались. Мистер Либоди отправился по своим делам, а Зиллейби – в глубокой задумчивости – продолжал прогулку. Из задумчивости он вышел, лишь когда оказался на площади. Его внимание привлекла миссис Бринкман, которую он увидел еще издалека. Только что она толкала перед собой новенькую, сверкающую лаком коляску и вдруг внезапно остановилась, с беспомощной растерянностью глядя на ребенка. Вынула его из коляски и отошла к Мемориалу. Там уселась на ступеньку, расстегнула блузку и дала ребенку грудь.

Зиллейби продолжал идти вперед. Приблизившись к миссис Бринкман, он вежливо приподнял свою изрядно поношенную шляпу. На лице миссис Бринкман появилось выражение негодования. Она покраснела, но не шевельнулась.

Затем, как если бы Зиллейби сказал ей что-то, она заговорила, будто оправдываясь:

– Но это же естественно, не правда ли?

– Моя дорогая леди, это классика! Один из величайших символов жизни, – заверил ее Зиллейби.

– А тогда поскорее убирайтесь отсюда! – выкрикнула она и заплакала.

Зиллейби колебался.

– Не могу ли я быть чем-либо…

– Можете! Убирайтесь! – повторила она. – И уж не думаете ли вы, что я по своей воле устроила для вас это представление? – Голос ее прерывался от слез.

Зиллейби по-прежнему никак не мог решиться уйти.

– Она голодна, – сказала миссис Бринкман. – Вы бы поняли, каково это, если бы ваш ребенок был ребенком Потерянного дня. А теперь, умоляю вас, уходите.

Для продолжения разговора время было явно неподходящее. Зиллейби еще раз приподнял шляпу и исполнил наконец просьбу миссис Бринкман. Он шел, в удивлении морща лоб, чувствуя, что какая-то информация явно прошла мимо него – что-то от него скрыли.

Когда Зиллейби одолел половину подъездной дорожки к Кайл-Мэнору, внезапный гудок автомобиля заставил его отступить на обочину, чтобы пропустить машину. Та, однако, не промчалась мимо, а остановилась.

Повернувшись, он увидел не пикап торговца, как ожидал, а маленький черный автомобиль, за рулем которого сидела Феррилин.

– Дорогая! – воскликнул Зиллейби. – Очень рад тебя видеть! А я и не знал, что ты собиралась к нам. И почему мне никогда ничего не говорят…

Но Феррилин не ответила на его улыбку. Лицо ее было бледным и усталым.

– Никто и не знал, что я приезжаю. Включая и меня. Я совсем не собиралась ехать. – Она поглядела на ребенка, лежавшего в складной кроватке на сиденье рядом с ней. – Он заставил меня приехать, – тяжело вздохнула Феррилин.

Глава 13

Одно к одному