Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы - Джон Уиндем (1951-1963)

Никто не обращал на нас внимания. Все бежали туда, где произошло несчастье. Ну, от таблеток ему стало получше, и минут через пять я помогла ему войти в дом и уложила на диван в баре. Он сказал, что теперь все хорошо, что ему нужен лишь маленький отдых, и тогда я пошла узнать, что там с машиной.

Когда я вернулась, лицо у него было уже не такое серое, но он еще лежал и выглядел очень слабым.

– Чрезвычайно сожалею, что причинил вам столько хлопот, миссис Уильямс, – сказал он.

– Лучше я приведу вам доктора, мистер Зиллейби, – ответила я, но он отрицательно покачал головой.

– Нет, не надо. Еще несколько минут – и все пройдет, – сказал он.

– А все-таки будет лучше, если вы повидаете его. Вы меня крепко напугали.

– Очень сожалею, – сказал он и после паузы добавил: – Миссис Уильямс, я уверен, что вы умеете хранить тайны.

– Думаю, не хуже других, – ответила я.

– Хорошо. Тогда я был бы очень признателен, если бы вы никому не говорили о моем… моем дурном поведении.

– Ну, не знаю, – ответила я. – По моему разумению, так вы должны обратиться к врачу.

Он снова покачал головой.

– Я уже обращался ко многим врачам, миссис Уильямс, дорогим и известным, но ведь никто не может, знаете ли, снова помолодеть. Так что я старею, мой мотор быстро изнашивается, вот и все.

– О, мистер Зиллейби, сэр… – начала я.

– Не огорчайтесь, миссис Уильямс, во многих отношениях я еще вполне здоров, так что в ближайшее время мне ничто не угрожает. Но пока, я думаю, было бы важно не тревожить тех людей, которых любишь, больше, чем это необходимо. Верно? Я уверен, вы согласитесь со мной, что причинять им бесполезное беспокойство – ненужная жестокость…

– Что ж, сэр, если вы считаете, что ничего…

– Да, я так считаю. Больше того, твердо уверен. Я и без того у вас в долгу, миссис Уильямс, но не смогу считать это услугой, если не буду твердо уверен в вашем молчании. Можно мне надеяться?

– Конечно. Как вам будет угодно, мистер Зиллейби.

– Благодарю вас, миссис Уильямс. Благодарю от всей души, – сказал он.

Потом я спросила его:

– Вы видели, как это случилось, сэр? Такое зрелище вполне могло вызвать шок, так оно, видно, и произошло.

– Да, – ответил он. – Я все видел, только не знаю, кто был в машине.

– Джим Паули, – сказала я. – Тот, что с фермы.

Он кивнул:

– Знаю его. Славный парень.

– Да, сэр. Очень хороший мальчик этот Джим. Не то что эти «дикие». Просто представить себе не могу, чтобы он гонял на машине, как сумасшедший. Уж никак это на него не похоже.

Тогда наступила пауза. И мистер Зиллейби сказал каким-то странным голосом:

– Перед этим он сшиб одного из Детей – мальчика. Тот, надеюсь, пострадал не очень сильно, хотя и перелетел через шоссе.

– Одного из Детей! – вскричала я. И тут же поняла, что он хочет сказать. – О нет, сэр! Не могли же они… – И остановилась, увидев, как он смотрит на меня.

– Есть еще свидетели, – сказал он. – Вот если бы… тогда, может быть, и шок был бы слабее… Вероятно, и я не воспринял бы это так остро, если бы на каком-то предшествующем этапе моей долгой-долгой жизни мне довелось стать свидетелем умышленного убийства.

Рассказ, которым поделился с нами Зиллейби, завершался описанием того, как он с трудом сел на скамью. Когда он кончил, я посмотрел на Бернарда. Не обнаружив в его лице даже намека на ответ, я произнес:

– Вы намекаете, что Дети сделали это… Что они заставили его налететь на стену?

– Я не намекаю, – ответил Зиллейби, печально покачивая головой. – Я это утверждаю. Они сделали это точно так же, как когда-то заставили своих матерей вернуться в Мидвич.

– Но свидетели… те, что давали показания?..

– Все они прекрасно знали, что произошло в действительности, но от них требовалось другое – рассказать, что они видели.

– Но если они, как вы утверждаете, знали…