Самое обыкновенное убийство. Где тебя настигнет смерть - Фредрик Браун (1947, 1951)

– Да, но откуда ты знаешь, что он будет честно играть? Возьмет твою сотню, а взамен шиш. Деньги-то немалые.

– Когда и никель деньги, когда и сто баксов мелочь. Надеюсь, мы потратили их с пользой. А не пройтись ли нам по тем заведениям, где был Уолли? Хочу кое-что прояснить. Ты как?

– Конечно. Спать я все равно не смогу, да и рано еще, одиннадцать часов.

Дядя смерил меня внимательным взглядом:

– На двадцать один год ты вроде бы тянешь. Если кто спросит, скажешь – я твой отец. Удостоверения у нас на одну фамилию, но показывать их не хотелось бы.

– Не желаешь, чтобы там знали, кто мы такие?

– Вот именно. Заказывать будем пиво. Я пью быстро, ты понемногу, потом меняемся стаканами, понял?

– Пиво я могу пить. Мне уже восемнадцать лет, черт побери.

– Вот и пей понемногу, а затем меняйся со мной стаканами.

Я не стал спорить, тем более что дядя был прав.

Мы перешли с Гранд-авеню на Кларк-стрит.

– Отец как бы здесь начинал, – сказал я. – С Уэллс на Онтарио, а после на север.

Мне казалось, будто я вижу, как он идет. Глупость полная, я ведь знал, что отец лежит на столе у Хейдена. Из него выцедили всю кровь и накачали бальзамирующим раствором – в такую жару иначе нельзя.

Это уже не папа. При жизни он не переносил холода, а против жары не возражал.

– «Пивная бочка» и «Холодок» – так, кажется? – спросил дядя.

– Не помню.

– Как же ты так?

– Засмотрелся на таракана.

Мы шли, читая вывески. На Северной Кларк-стрит от Луп[3] до Дурдом-сквер приходится по три-четыре кабака на квартал – Бродвей для бедных.

«Холодок» располагался сразу за Гурон-стрит. Грек за стойкой едва взглянул на меня. Посетителей было мало, женщин ни одной, за столиком спал пьяный. Мы взяли по пиву, и дядя, как договорились, допил мое.

В «Пивной бочке» повторилось то же самое. Там было просторнее, побольше клиентов, два бармена, трое спящих.

Мы стояли у бара далеко от всех остальных и могли говорить свободно.

– Ты ни о чем не хочешь поспрашивать? – не выдержал я.

Дядя покачал головой.

– Что ж мы тогда здесь делаем?

– Пытаемся выяснить, что делал Уолли.

Я не понимал, как это можно выяснить, не задавая вопросов.

– Сейчас покажу, – сказал дядя, когда мы вышли. Мы вернулись немного назад и заглянули в третий бар.

– Ясно, – сразу же сказал я.

В баре играла музыка, если можно ее так назвать, и женщин было полно. В основном пьяные, средних лет, но и молодые встречались. Проститутки, наверное, среди них тоже были, но не так много. Обыкновенные женщины. Мы снова взяли два пива. Я был рад, что папа не заходил в такие места. Его только выпивка интересовала.

Вскоре мы двинулись по западной стороне улицы и на Чикаго-авеню повернули за угол. Миновали полицейский участок, пересекли Ла-Саль и Уэллс. Папа, проходя здесь примерно в половине первого, мог бы свернуть на юг.

Он находился тут прошлой ночью. Примерно в это же время, возможно, по той же стороне, что и мы.

Мы прошли под эстакадой надземки на Франклин-стрит. Над головой прогрохотал поезд – ночью они почему-то сильнее шумят. В нашей квартире на Уэллс, в квартале отсюда, их очень хорошо слышно по ночам или рано утром, если не спишь.

На углу Орлеан-стрит мы увидели рекламу пива «Топаз». Это, видимо, и было заведение Кауфмана, других баров поблизости не имелось.

Последняя папина остановка.

– Мы разве туда не пойдем? – спросил я.

Дядя покачал головой. Я не стал выяснять, почему, и мы молча постояли там минут пять.

– Ну что, парень? – произнес он.

– Ничего.

И мы двинулись на юг, к тому самому переулку.

Глава 4