Вкус листьев коки - Карин Мюллер (2010)

– Кто же так прядет! – проревела она на смеси испанского и кечуа. – Быстрее надо!

Она щелкнула веретеном, и оно завертелось, как волчок, – так быстро, что я услышала жужжание.

– Длиннее!

Тонкая шелковая нить вытянулась в ее руках, затем быстро намоталась на веретено.

– Держать надо так! – выкрикнула она, перемежая свои команды непристойными ругательствами на обоих языках.

Несколько минут я наблюдала за ее работой, затем осторожным жестом дала знать, что готова попробовать и сама.

Как же! Она накрепко вцепилась в мою шерсть и не отпускала веретено до тех пор, пока не раздался сигнал выпускать викуний. Мы были вынуждены отойти в сторонку. И даже тогда она отдала веретено другой женщине; думаю, она была готова отдать его кому угодно, только бы не иностранке-неумехе, оскверняющей священное андийское ремесло.

Викуньи бросились врассыпную, как только в шеренге появился просвет. Я смотрела, как они бегут, – точнее, плывут, словно ручей, – и слышала громовые раскаты сотен копыт. Ручейками ртути они плыли по безлесным равнинам, и ни разу не остановились, пока не достигли горного хребта, остались только черные силуэты на фоне заходящего солнца. Там был их дом.

Мы планировали вернуться в Пуно сразу после загона, но пришлось передумать: наш грузовик весь день простоял у заграждения, разобранный на запчасти. Рулевой подшипник сломался и починке уже не подлежал. Марко, спокойный и деловой, как всегда, нашел нам водителя, направляющегося до магазина старой колдуньи. Там мы могли бы сесть на последний автобус в Пуно; Джон высадился бы у своего отеля рядом с аэропортом.

Назавтра у Джона был выходной, и он ехал в Лиму. Он отнесся к нашему безумному походу в Анды с чисто американским энтузиазмом, однако я видела, что ему больше нравится рассекать волны на городских пляжах или дегустировать высокую кухню в ресторанах Лимы, чем мотаться по неприветливому захолустью. Дома у его приятеля в Лиме хранились две его доски, и в каждую свободную минутку он сражался с другими сёрфингистами в гидрокостюмах за право оседлать самую высокую волну.

Я решила остаться в Пуно. Марко сделал мне предложение, от которого я просто не могла отказаться, – у него было доказательство того, что Манко Капак действительно проезжал эти края в поисках места, где можно было бы основать империю.

Наутро Марко появился на пороге моей гостиницы ровно в семь. Несмотря на то что ему пришлось провести два утомительных дня в разъездах, он встал на рассвете, чтобы отыскать новый подшипник для грузовика, и передал его одному из своих сотрудников, который вызвался отвезти его в Пикотани на велосипеде. Двенадцать часов и почти все время в гору.

Мне уже приходилось быть свидетелем того, как люди подчинялись деликатному руководству Марко. Он вырос в городе, но, несмотря на это, деревенские считали его своим. Даже викуньи становились смирнее в его спокойных руках. Он прожил в Пуно всю жизнь, но мечтал отправиться за границу на учебу. Правда, пока он вынужден был оставаться дома и ухаживать за старым и больным отцом.

– Может быть, однажды. – задумчиво говорил он.

А пока было одно место, которое он хотел мне показать. Вокруг нас раскинулся странный ландшафт – гигантские песчаные замки, наполовину смытые морем. Среди выветренных скал вдруг возникла двухэтажная каменная башня. Марко показал мне маленькую змейку, вырезанную на одном из квадратных блоков безупречной формы.

– Символ прародителя инков, – сказал он. – По пути в Куско Манко Капак оставил за собой след из таких рисунков.

У самой башни была еще более интересная история.

– Чульпас – это древние погребальные сооружения, построенные мачакуна, старейшими, – объяснил Марко.