Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей (2012)

– Кхван-мах-шех? – откликнулся Аш, отвечая на традиционное приветствие. – Ты был прав. Услышав рев воды и увидев водовороты, я струсил и предпочел добираться посуху, через горы.

Он отпустил поводья и повернулся, чтобы помочь Анджули спешиться. Хотя он знал, насколько она устала от жары и многочасовой езды шагом по опасным горным тропам после долгого дня, проведенного в душном укрытии на судне, он не попытался поддержать ее под руку. На Востоке добропорядочная женщина вне стен своего дома является безликой и безмолвной фигурой, которой не следует уделять внимания, а Аш знал, что в стране, где почти все спят на свежем воздухе, в ночи зачастую полно посторонних глаз. По той же причине он не представил свою жену другу, но отвернулся, взял поводья лошадей и последовал за Зарином в ворота, предоставив Анджули замыкать шествие по освященному веками мусульманскому обычаю.

По всей видимости, домочадцы уже легли спать, но во внутреннем дворе светил тусклый огонек: там самая преданная служанка бегумы, пожилая молчаливая женщина, ждала с фонарем, чтобы быстро провести Анджули в верхнюю комнату. Когда они ушли, двое мужчин повернулись и смерили друг друга оценивающим взглядом при свете керосиновой лампы, оставленной в нише у двери. И каждый из них сразу подумал со странным чувством утраты, как же сильно изменился другой со времени последней встречи в этом самом доме…

Прошло всего два года, однако в бороде Зарина появилась седина, которой не было прежде. И на лице пролегли новые складки, в том числе длинный бугристый шрам, тянущийся от виска до угла рта и проходящий совсем рядом с глазом, – след от рубящего удара саблей, полученного, среди прочих ранений, в бою при Сипри. После того сражения Зарину присвоили звание рисалдара, и в дополнение к шраму лицо его было теперь отмечено той не поддающейся определению печатью, какую накладывают на человека власть и ответственность.

Перемена, произошедшая с Ашем, не так бросалась в глаза, и, возможно, люди, знавшие его не столь близко, вообще ничего не заметили бы, но Зарина она поразила. Лицо друга утратило напряженное, тревожное, отчаянное выражение, столь сильно обеспокоившее Зарина во время последней встречи, и, хотя сейчас оно казалось более худым, чем когда-либо, глаза под черными бровями были спокойными и довольными. «Он нашел свое счастье, – подумал Зарин с нехорошим предчувствием. – Это все меняет».

Они смотрели друг на друга долго и пристально, и посторонний наблюдатель при виде их решил бы, что они скорее прощаются, нежели встречаются после долгой разлуки, – и в известном смысле был бы прав, ибо каждый из них с легкой печалью сознавал, что человек, которого он знал прежде, исчез навсегда. Потом Аш улыбнулся, и короткий миг сожаления миновал. Они крепко обнялись на прежний манер, и Зарин, взяв фонарь, провел Аша в комнату, где их ждала холодная закуска. Они ели и разговаривали, разговаривали…

Аш узнал, что Кода Даду в последнее время нездоровится, но Зарин известил отца о прибытии Аша и не сомневается, что тот немедленно выедет в Атток, коли позволит самочувствие. Гамильтон-сахиб уехал в отпуск, и Гул Баз не ждет судно на берегу (как предполагал Аш), а находится где-то в окрестностях Абботабада, куда отправился на поиски Гамильтона-сахиба, который, как он узнал, возвращается в Мардан из Канганской долины.

– Он сказал, что ты послал с ним письмо для Гамильтона-сахиба и велел отдать сахибу лично в руки, – сказал Зарин. – Поэтому, не застав его в Мардане, Гул Баз принял решение отправиться в Абботабад. Должно быть, у него возникла задержка в пути или Гамильтон-сахиб еще не добрался туда и Гул Баз проехал дальше, зная, что я жду тебя здесь. Я послал привратника встретить судно и доставить в дом твои вещи.