Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей (2012)

– Почему бы и нет? Мы разглагольствуем о наших «правах» в Афганистане и о нашем «праве» иметь миссию в Кабуле, но кто дал нам эти «права», черт возьми? Это не наша страна, и она никогда не представляла для нас угрозы, кроме как в качестве возможного союзника России и плацдарма для развертывания наступления русских на Индию, а теперь все понимают, что такая опасность – если она вообще существовала когда-либо – исчезла с недавним подписанием Берлинского договора. А потому страшно глупо делать вид, будто у нас есть основания бояться Афганистана. Ситуацию почти наверняка можно уладить мирным путем, пока не поздно. У нас еще есть время. Но похоже, мы предпочитаем считать, что нам грозит серьезная опасность, и притворяться, будто мы изо всех сил старались снискать дружбу эмира, но наше терпение иссякло. Господи, Уиграм, неужели наши чертовы «шишки» хотят второй афганской войны?

Уиграм пожал плечами:

– Чего меня-то спрашивать? Я всего лишь бедный кавалерийский офицер, который делает, что велят, и идет, куда посылают. Сильные мира сего не делятся со мной своими мыслями, так что мое мнение не много значит, но, если исходить из всего, что я слышал, ответ будет таков: да, они хотят войны.

– Я так и думал. Имперское величие вскружило им голову, и они хотят увидеть, как все больше и больше стран на карте мира раскрашивается в розовый цвет, и войти в учебники истории в качестве великих деятелей – проконсулов и современных Александров. Тьфу! Меня от них тошнит.

– Ты не должен винить Каваньяри, – заметил Уиграм. – Я сам слышал, как он сказал Файз Мухаммеду у Али-Масджида, что он всего лишь слуга правительства, который выполняет приказы. И это так же верно в отношении его, как и в отношении меня.

– Возможно. Но люди вроде Каваньяри – люди, которые действительно много знают о хайберских племенах и могут разговаривать с ними на их диалектах, – должны посоветовать вице-королю и прочим пламенным сторонникам войны придержать лошадей, а не подстрекать эту компанию к решительным действиям, чем он, похоже, и занимается. Ох, ладно, я сделал все возможное, но я ошибался, предполагая, что кто-то в состоянии заставить Каваньяри поверить в вещи, верить в которые он не желает.

– Ну, попытаться-то всяко стоило, – утешающе промолвил Уиграм.

– Пожалуй, – со вздохом согласился Аш. – Вообще-то я не собирался изливать на тебя свою желчь. Я хотел только справиться насчет жены, Уолли, Зарина и всего остального и попросить тебя передать через Зарина жене, что ты виделся и разговаривал со мной и что у меня все в порядке… и так далее. Я не собирался заводить разговор обо всей прочей чепухе, но, видимо, эти мысли слишком тяготят меня.

– Я не удивлен, – сочувственно сказал Уиграм. – Меня они тоже тяготят. И коли на то пошло, меня страшно тяготят мысли о тебе! Недавно я поймал себя на том, что лежу ночью без сна и задаюсь вопросом, имел ли я право лезть в твою жизнь и втягивать тебя в эту историю и не лучше ли было бы мне держать язык за зубами, чтобы не мучиться угрызениями совести, если ты погибнешь.

– Не знал, что у тебя есть совесть, – ухмыльнулся Аш. – Но не стоит беспокоиться, Уиграм: я в состоянии о себе позаботиться. Однако признаюсь, я буду чертовски рад, когда все это закончится.

– Я тоже! – горячо согласился Уиграм. – Я поговорю с командующим и посмотрю, может ли он попросить, чтобы тебя отозвали.

Улыбка погасла на лице Аша, и он уныло сказал:

– Нет, Уиграм, не искушай меня. Я знал, на что иду, и ты не хуже меня понимаешь: я должен продолжать дело, покуда остается хотя бы призрачная надежда, что в самую последнюю минуту здравый смысл все же восторжествует. Афганистан не та страна, с которой стоит воевать и которую можно удержать в случае победы. Так или иначе, я принципиально против несправедливости.

– То есть «это нечестно», – иронически пробормотал Уиграм.

Аш рассмеялся и вскинул ладонь, признавая справедливость выпада, но не отступил от своего.