Черный Город - Фернандо Гамбоа (2011)

— Сколько молоко из дерево ты хотеть? — спросил туземец, идя быстрым шагом по направлению к участку сельвы, на котором он, по его словам, видел много каучуковых деревьев.

— Не знаю, — признался я, тяжело дыша от быстрой ходьбы. — Столько, сколько мы сможем раздобыть до полудня.

Туземец посмотрел на меня с таким выражением лица, как будто он разговаривал с чокнутым, с которым лучше во всем соглашаться.

— Ты и я подходить к первое дерево, — сказал он затем, — ты смотреть, как я делать, и потом каждый идти искать другие деревья. Хорошо?

— По-моему, лучше и не придумаешь, — кивнул я.

Пройдя примерно километр, мы оказались в районе сельвы, где в тени громадных хлопковых деревьев и вперемешку с ними росло несколько десятков каучуковых деревьев. Их кора была похожа на кору буков.

Голубоглазый туземец, как мы с ним и договорились, показал мне, каким образом добывается сок этих деревьев: нужно было сделать диагональный надрез на стволе и затем, используя маленькие лианы и скорлупу упавших с пальм кокосовых орехов, собирать вытекающую из надреза жидкость, не причиняя большого вреда дереву (хотя в тот день мне, вообще-то, было явно не до заботы о сохранности каучуковых деревьев). Когда я все это понял, мы сразу же взялись за работу. Разойдясь в разные стороны, мы предварительно договорились, что пойдем обратно в храм после того, как солнце достигнет зенита, и принесем туда столько белой жидкости, вытекающей из каучуковых деревьев, сколько успеем собрать.

Данная задача оказалась гораздо более трудной, чем я предполагал, и, изнывая от жары, отбиваясь от москитов и продираясь через заросли в поисках новых каучуковых деревьев, из которых можно было бы извлечь ценный сок, я очень быстро выбился из сил, изошел пóтом и вымазался с головы до ног клейкой жидкостью. Кроме того, хотя примерно через час я более-менее наловчился выполнять данную работу, первые из обнаруженных мною деревьев почему-то «отказались» отдавать мне свой сок подобру-поздорову, и я в припадке гнева и отчаяния так сильно искромсал кору двух или трех из них, что любой благоразумный судья наверняка изолировал бы меня от общества, если бы увидел, что я веду себя как сумасшедший, бросаясь с ножом на деревья, которые не сделали и не могли сделать мне ничего плохого.

Четыре часа спустя я вернулся в храм, неся три ствола бамбука, превращенные в сосуды и наполненные жидкостью, которая, как я надеялся, поможет нам выбраться из этого гиблого места еще до заката солнца.

— Посмотрите, что я принес! — воскликнул я, с гордым видом показывая на результат своей работы. — Целое море жидкого каучука!

— А-а, прекрасно, — равнодушно произнес профессор, едва удостоив меня взглядом. — Поставь это вон туда, в угол, рядом с тем, что принес Иак.

Повернувшись туда, куда он мне показывал, я увидел более десятка прислоненных к стене стволов бамбука — таких же, какие принес я. Они были до самого верха наполнены соком каучуковых деревьев.

За то время, в течение которого я отсутствовал, Касси, Валерия и профессор сумели сделать невозможное — то есть именно то, что я предложил им сделать всего лишь неполных пять часов назад: они очень прочно соединили друг с другом края куполов четырнадцати парашютов, пропуская стропы через проделанные в краях этих куполов дырочки и связывая концы строп друг с другом такими замысловатыми узелками, до которых додумалась бы не каждая портниха. Уже заканчивая свою работу, они самодовольно улыбались от осознания того, что сумели применить свой интеллект для решения практической задачи.

— Замечательно, — сказал я, подходя к ним и видя, что они уже почти закончили. — Вы просто мастера по части высококлассного шитья.

— Голод, как известно, заставляет шевелить мозгами, а мне сейчас очень даже хочется есть, — усмехнулся профессор.

— Шевелить мозгами заставляет не только голод, но и страх… — добавила его дочь. — Он заставит додуматься до чего угодно.