Черный Город - Фернандо Гамбоа (2011)

Никто из нас даже не пошевелился. Мы, словно загипнотизированные, пребывали в напряженном молчании, теряясь в догадках, что же сейчас начнет происходить. Перед нами стояло существо, явившееся сюда из какой-то другой эпохи. У нас появилось ощущение, что мы оказались лицом к лицу с инопланетянином, с которым у нас нет ничего общего, хотя в действительности и это существо, и мы принадлежали к одной и той же ветви эволюции. Морсего, правда, являлся также и плодом искусственной эволюции и генетических изысканий, давным-давно осуществленных цивилизацией, ныне уже исчезнувшей. У меня мелькнула мысль, что это жуткое чудовище является единственным связующим звеном между таинственными «древними людьми» и нами.

Мы завороженно таращились на морсего, а он тем временем внимательно смотрел на нас, причем смотрел не с бессмысленной животной яростью, а с выражением горделивого высокомерия — как пес, который, удовлетворившись тем, что напугал своим лаем чужака, подошедшего к крыльцу дома, садится у этого крыльца с надменным видом и вздыбившейся шерстью.

Я знал, что это существо при первой же возможности бросится на любого из нас и без малейших колебаний перережет горло, но мне, однако, было понятно, что именно для этого данные существа и были созданы. Поэтому у меня мелькнула мысль, что осуждать морсего за его свирепость — это все равно что осуждать ретивого быка за то, что тот бросается на мельтешащий перед ним кусок красной ткани.

Поэтому я не выстрелил.

Наши пристальные взгляды пересеклись на несколько бесконечно долгих секунд, и, как мне показалось, он, так же как и я, попытался понять, что за странное существо находится перед ним, и, возможно, решить, можно ли и нужно ли оставлять это существо в живых (конечно, если моральные ценности и интеллект морсего позволяли ему задаваться подобными вопросами).

Я, со своей стороны, осознал, что мы наверняка кажемся им не менее уродливыми, чем они кажутся нам, и что они всего лишь защищают свою территорию, кроме которой ни на что не претендуют и с которой неразрывно связаны с тех самых пор, когда появились первые морсего. Мне показалось — наверное, всего лишь показалось, — что я увидел в этих огромных глазах, привыкших к темноте, чуточку чего-то человеческого, чего-то такого, что позволяло нам с ними в той или иной форме общаться, а уж если и не общаться, то, по крайней мере, устроить хотя бы кратковременное перемирие.

И тут морсего неожиданно открыл свою пасть, и из нее раздались какие-то странные звуки, похожие на те, что издает ребенок, пытающийся произнести первые в своей жизни слова, или же те, что произносит немой, желая что-то объяснить.

Эта череда гласных и согласных звуков была для нас, конечно же, абсолютно непонятной, однако я не сомневался, что данное существо пытается нам что-то сказать, — вполне вероятно, фразами из языка, забытого еще тысячи лет назад.

Это взаимное изучение вскоре подошло к концу. Морсего, вероятно поняв раньше меня, что навести мосты взаимопонимания между нами и ними не удастся, с разочарованным видом прищурился и громко фыркнул, что, скорее всего, являлось проявлением презрения и враждебности. Затем он, уже не обращая на нас ни малейшего внимания, повернулся, схватил двух из трех своих убитых собратьев за руку и потащил их вверх по лестнице.

Мы в течение более чем минуты продолжали стоять как остолбеневшие, в абсолютной тишине, ожидая, что морсего вот-вот появятся снова. Однако этого не произошло. Мы всего лишь увидели, как из темноты появились черные руки, которые утащили третьего из убитых морсего за ноги вверх по лестнице, оставляя после него на ступеньках след из темной крови.

— Что… что это было? — первым нарушил молчание профессор.

— Мы едва не вступили с ними в контакт, — взволнованно прошептала Валерия.

— Ну да, — хмыкнула Кассандра. — Контакт между их зубами и нашими шеями.