Последнее королевство. Бледный всадник (сборник) - Бернард Корнуэлл (2005, 2006)

Священники зашептались, но покаяние Этельвольда, хотя и столь необычное и вызывающее, казалось достаточно искренним. Он плакал. Я знал, что на самом деле этот юноша смеется, но он выл так, будто душа его корчилась в муках.

– Больше никаких женских грудей, милостливый Господь! – выкрикнул он. – Никаких грудей!

Да, Этельвольд выставил себя на посмешище, но, поскольку все уже и так считали его дураком, не возражал против того, чтобы над ним посмеялись.

– Не подпускай меня к женским грудям, Господи! – вновь завопил он, и Альфред, не выдержав, ушел.

Большинство священников ушли вместе с королем, поэтому когда мы с Этельвольдом подползли к алтарю, рядом с ним уже никого не было.

Тогда облаченный в грязное рубище Этельвольд перевернулся и прислонился к столу.

– Я его ненавижу, – негромко проговорил он, и я понял: он имеет в виду своего дядю. – Я его ненавижу, – повторил юноша, – и теперь ты у меня в долгу, Утред.

– Да, – ответил я.

– Я подумаю, что у тебя попросить.

Одда Младший не ушел вместе с Альфредом. Его, казалось, развлекало происходящее. Однако как следует насладиться моим унижением ему не удалось: все испортил развеселивший народ Этельвольд. К тому же Одда понимал, что все наблюдают за ним, возможно сомневаясь в его правдивости, поэтому он на всякий случай придвинулся ближе к огромному воину – очевидно, одному из своих телохранителей. Воин был высоким и очень широкоплечим, но внимание привлекало главным образом его лицо – оно словно не знало иного выражения, кроме неприкрытой ненависти или волчьего голода. Кожа слишком туго обтягивала череп этого человека, от воина веяло жестокостью (так пахнет мокрой шерстью от гончей), и, когда он посмотрел на меня, взгляд его походил на взгляд бездушного зверя. Я понял: человек этот не задумываясь убьет меня по приказу своего господина. Одда был ничтожеством, всего-навсего испорченным сынком богача, но деньги давали ему возможность приказывать другим людям убивать.

Тут Одда дернул здоровяка за рукав, и они ушли.

Теперь остался один лишь отец Беокка.

– Поцелуй алтарь, – приказал он мне, – и ляг плашмя.

Вместо этого я встал.

– Можете поцеловать меня в задницу, святой отец.

Я был вне себя от злости, и Беокка отшатнулся, испугавшись моего гнева.

Но я все-таки сделал то, чего хотел король: принес покаяние.

* * *

Как выяснилось, свирепого великана, стоявшего рядом с Оддой Младшим, звали Стеапа. Все называли его Стеапа Снотор, что означало Стеапа Мудрый.

– Это шутка, – пояснил Вульфер, когда я сорвал с себя покаянное рубище и натянул кольчугу.

– Шутка?

– Потому что на самом деле Стеапа туп, как вол, – сказал Вульфер. – Вместо мозгов у него лягушачья икра. Хотя дерется он будь здоров. Ты видел его у Синуита?

– Нет, – коротко ответил я.

– А что это ты вдруг заинтересовался Стеапой? – спросил Вульфер.

– Да просто так, – ответил я.

Не говорить же, что я решил выяснить, как зовут телохранителя Одды, чтобы знать имя того, кто, возможно, попытается меня убить. Вульфер, похоже, заподозрил неладное, но больше вопросов задавать не стал.

– Когда придут датчане, – сказал он, – я буду рад, если ты присоединишься к моим людям.

Этельвольд, племянник Альфреда, держал оба моих меча. Он вытащил из ножен Вздох Змея и разглядывал неясный узор на клинке.

– Если придут датчане, – сказал он Вульферу, – тебе придется позволить мне сражаться.

– Ты не умеешь сражаться.

– Тогда тебе придется меня научить. – И юноша сунул Вздох Змея обратно в ножны, заметив: – Уэссексу нужен король, который умеет биться с врагами, а не молиться.

– Следи за своим языком, парень, – велел Вульфер, – не то его отрежут.

Выхватив меч у Этельвольда, он передал оружие мне.

– Датчане и вправду однажды придут. Присоединяйся ко мне, когда это случится.