Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад (2009)

Я ступил в обледенелую воронку и больше не мог думать ни о чем другом. Сгустившийся туман, ветер и снег напрочь стерли очертания поверхности, и мне пришлось по памяти искать то место, где, как мне казалось, находился отец: полметра вниз и затем метров пять поперек. Разум мой сфокусировался, как лазерный луч, и выжигал все посторонние мысли. Наконец я нашел отца и ткнулся носом в его ухо: прохладное, но не холодное. Я боднул его тело макушкой, как сделал бы зверь. Ощутил его тяжесть. Мне не хватало сил дотащить его до убежища, и я не мог с этим смириться.

– Ты слишком тяжелый, – пожаловался я, обвиняя отца в собственной слабости.

Грудь мою сдавило отчаяние. Я закрыл лицо ладонями. Отвернулся от него. Потом открыл глаза, впился ногтями в лед и пополз к Сандре. Я ввинчивался в гору и всю дорогу до сиденья Сандры проклинал и эту вершину, и все, что на меня навалилось, – даже Ника с его сетованиями на мой «слабый характер» и «неизбежность поражения». «Ник – мешок с дерьмом», – провозгласил я про себя, взяв Сандру за руку. Она отдернулась. Я отстегнул ремень безопасности и вытянул ее из-под него.

– Пошли, – сказал я. В этот момент я напомнил себе отца – он ведь всегда заботился о ней. Теперь это была моя обязанность.

– Что ты делаешь? – спросила она.

На мгновение перед глазами всплыла картина: Сандра сидит на барном стуле (кажется, это было в Юте) и распекает меня за то, что я, такой испорченный сорванец, уговариваю отца уйти из скучного бара в игровую комнату.

Ее кожа потеряла привычный карамельный оттенок и побелела от мороза. «Она просто до смерти боится», – понял я.

Коврик я засунул под ее сиденье, рассчитывая, что так его не сдует. Потом просунул руки под ее изящные кожаные сапожки.

– Давай, пошли вместе, – сказал я. – Мы доберемся до крыла. Там можно спрятаться.

Я подробно объяснил, что и как нужно делать, и она меня послушалась. Я принялся толкать нас за край воронки, помогая себе всеми частями тела – и коленями, и тазом, и подбородком.

Первыми краешек тропы нащупали колени. Я поставил ноги Сандры на уступ и сказал, что на него можно опереться. Так я смог немного передохнуть.

– Отлично, – сказал я. – А теперь держись своей стороны и пробуй шагать, прижимаясь к склону.

Бороздя снег плечом и бедром, Сандра вонзала каблуки в тропинку и, помогая себе здоровой рукой, с усилием передвигалась по скату. Тропка сберегла нам кучу времени и энергии. Минут через десять мы соскользнули на относительно ровную поверхность за большим деревом.

– Мне нужно забрать коврик, – сказал я.

– Нет-нет, не уходи!

– Я скоро вернусь.

– А вдруг ты сорвешься?

Я полез вверх, пытаясь нащупать тропу. С уступа взвилась стайка крупинок, похожих на белых блох, и земля словно вспучилась. С трудом пробившись вперед, я нашел коврик под сиденьем и замер, думая об отце. Мне нужно было вновь ощутить его присутствие. Я попытался отыскать его глазами среди серого массива. Тут на меня градом посыпались белые хлопья, и налетел вихрь, от которого, казалось, задрожали горы.

– Надо как-то согреться, – сказал я себе и пополз прочь. Я чувствовал, как вздуваются мышцы на плечах. Похоже, тело уже приспособилось к тому, чего никак не желал признать разум – я мог рассчитывать лишь на себя самого.

Глава 14

Высохшие кудри отца…

…спутались в клубок. Он шагал к крышам из кокосовых пальм, а я плелся сзади и жалел, что на нем не было рубашки и туфель, а одни только шорты для серфинга.