Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад (2009)

Я бочком проехал мимо Эла, который молча наблюдал за нами.

– Выбрось это из головы, Оллестад, – сказал отец. – Сейчас имеет смысл только одно: сосредоточиться на следующей гонке.

По пути домой мы отыскали один из секретных горячих источников Эла. Отец прыгал со скалы в пруд спиной вперед, я нырял бомбочкой, а Эл ограничился впитыванием минералов, которые воняли тухлыми яйцами. Мы принялись вспоминать о нашей поездке на гору Сан-Антон – мне тогда было пять. Отец с Элом говорили намеками, но я догадался, что они припоминают свои амурные похождения.

* * *

После этого мы с отцом почти каждые выходные уезжали из города на лыжные соревнования. Горы Сан-Бернардино находились всего в двух часах езды к востоку от Лос-Анджелеса, но до Мамонтовой горы нужно было ехать на север шесть часов, а до озера Тахо – все девять. Мы возвращались в город в воскресенье поздно вечером, а на следующее утро отец высаживал меня у школы и чистил зубы прямо в машине, на глазах других родителей, что меня очень смущало. По будням я жил с мамой и старался почаще играть с соседскими ребятами. Я наконец смирился со своим статусом полуаутсайдера. Они постоянно подшучивали надо мной, но из-за моих спортивных талантов не могли полностью меня игнорировать.

* * *

Как-то раз после школы Ник отвез меня на своем универсале в кампус Университета Южной Калифорнии. По дороге на футбольное поле, где мы собирались посмотреть, как тренируются «Троянцы»[55], он показал мне учебные корпуса. Там, по его словам, ребята немногим старше меня корпят над учебниками, чтобы получить хорошую профессию, зарабатывать большие деньги и жить как им хочется. А еще там устраивают прикольные вечеринки и водятся прекрасные дамы.

Ник был ярым поклонником Калифорнийского университета, и я спросил, не учился ли он там.

– Нет. Зато там учились все мои друзья, – ответил он. – Но я так часто здесь зависал, что люди думали, будто я тоже тут учусь.

То, что сам Ник не учился в университете, меняло дело. Значит, он не пытался превратить меня в свое подобие. Скорее наоборот. Зачем-то же он проделал этот долгий путь и показал мне все это! И я решил, что Ник все-таки отличный чувак, когда не пьет.

Образование стало сквозной темой той недели. В пятницу вечером, после хоккейного матча, отец сказал, что если я буду упорно заниматься хоккеем, то могу получить стипендию Гарварда или Йельского университета. Я спросил, почему он сам там не учился.

– Ну, мне это было не по средствам, – ответил отец. – Кроме того, я не играл в хоккей и не участвовал в лыжных гонках. А Калифорнийский университет был прямо под боком, и он тоже очень неплохой.

– Почему тогда мне нельзя туда поступить?

– Можно. Но Гарвард лучше.

* * *

Мы опять находились на озере Тахо, в Скво-Вэлли. Это была важная гонка – участники, занявшие три первых места в общем зачете, от юниоров-3 до юниоров-5, допускались к отбору в юношескую олимпийскую сборную и гарантированно попадали на чемпионат Южной Калифорнии.

В то утро за завтраком я непринужденно болтал с новыми товарищами из команды: описал, как мы с отцом рассекали целину, поделился хоккейными успехами, рассказал о серфинге в Мексике и том, как нырял бомбочкой в скрытый от посторонних глаз горячий источник. Они слушали, широко раскрыв глаза и улыбаясь во весь рот, и задавали мне кучу вопросов – не то что соседские мальчишки, чьи лица не выражали никаких эмоций. Я чувствовал, что меня ценят, и пришел от этого в такой восторг, что проболтал без умолку весь завтрак и с нетерпением ждал обеда.

Снег был твердый, и тренер Ян сказал, что сегодня трасса очень компактная – такие обычно делают в Европе. Она пролегала по тому же холму, что и слаломная трасса на зимней Олимпиаде 1960 года. Отец позвонил Элу и сообщил ему об этом. Мы дважды съехали по трассе. Маршрут был очень напряженный, без легких участков, с двумя крутыми спусками.