Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

Благодаря отказу от золота и от фиксированных обменных ставок проявились три ключевые черты неолиберальной эры: расширенное создание денег банками, уверенность в том, что все кризисы можно решить, и представление о том, что доходы, получаемые от спекуляций, могут расти до бесконечности. Эти черты настолько укоренились в сознании миллионов людей, что, когда они перестали работать, это привело к полной беспомощности.

То, что банки «создают» деньги, для некоторых людей новость, однако банки занимались этим всегда: они всегда одалживали наличных больше безопасного уровня. Однако в системе, существовавшей до 1971 года, имелись юридические ограничения для такого создания денег. В США банки должны были держать 20 долларов наличными на каждые 100 долларов вкладов, чтобы вкладчики могли в любой момент забрать сбережения со счета. Даже если каждый пятый вкладчик обращался в банк, чтобы забрать все свои деньги, этого вполне хватало[27].

На каждой стадии развития неолиберальный проект устранял эти ограничения. Первое Базельское соглашение, заключенное в 1988 году, установило планку резервов на уровне 8 долларов на каждые 100 долларов займов. К моменту принятия «Базеля II» в 2004 году вклады и займы стали слишком сложными, чтобы их можно было уравновесить простым процентным соотношением. Поэтому правила были изменены: теперь вы должны были «оценивать» свой капитал в зависимости от его качества – а качество должно было определяться рейтинговым агентством. Вы должны были раскрывать свои финансовые инструменты, при помощи которых вы рассчитывали свои риски. И вы также должны были принимать в расчет «рыночный риск», т. е. то, что происходило за пределами вашего банка.

«Базель II» стал открытым приглашением к тому, чтобы обманывать систему – этим и занялись банкиры и юристы. Рейтинговые агентства неверно оценивали активы; адвокатские фирмы разрабатывали сложные схемы, позволявшие обходить правила финансовой открытости. Что же касается рыночного риска, то даже когда Америка скатилась в рецессию в конце 2007 года, комитет по открытым рынкам ФРС – члены которого, как считается, знают все – источал благодушие. Тим Гайтнер, возглавлявший тогда Федеральный резервный банк Нью-Йорка, предсказывал: «Потребительские расходы немного замедлятся, и реакцией бизнеса станет сокращение роста числа нанятых работников и объемов инвестиций, в результате чего рост будет несколько ниже тренда в течение нескольких кварталов»[28].

Эта полная неспособность правильно оценить рыночный риск была порождена не слепым оптимизмом, а основывалась на опыте. Сталкиваясь со спадом, ФРС всегда режет процентные ставки, давая банкам возможность одалживать еще больше денег при наличии меньшего количества активов. Это создало вторую базовую черту неолиберализма – уверенность в том, что любой кризис можно решить.

С 1987 по 2000 год ФРС под руководством Гринспена отвечала снижением ставок на каждый спад. Результатом стало не только то, что инвестиции обеспечивали стопроцентный выигрыш, поскольку ФРС всегда была готова предотвратить крах фондового рынка. Со временем также снизился риск обладания акциями[29]. Их цена, которая, в теории, представляет собой предположение о будущей прибыльности компании, стала все больше отражать предположения относительно будущей политики Федеральной резервной системы. Соотношение цены акций к выручке (ежегодной прибыли) пятисот крупнейший компаний США, колебавшейся от 10 до 25 после 1870 года, теперь взлетело до 35 и даже 45[30].