Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

Таким образом, в Бреттон-Вудской системе государства с самого начала постоянно пытались компенсировать свои экономические провалы путем манипуляций с обменным курсом национальных валют по отношению к доллару. В Вашингтоне это считали разновидностью недобросовестной конкуренции, и США отвечали тем же. В 1960-е годы они девальвировали свою валюту в реальном выражении по отношению к валютам своих конкурентов, что находило отражение в разнице цен. Эта подспудная экономическая война стала вестись в открытую во время инфляционных кризисов конца 1960-х годов.

На фабриках долгий экономический бум выразился в повышении производительности и зарплат. В развитых странах производительность росла на 4,5 % в год, тогда как частное потребление увеличивалось на 4,2 %. Растущие производительные мощности автоматизированных машин с лихвой окупали растущие зарплаты тех, кто на них работал. Все это было результатом новых инвестиций. Однако восходящая фаза закончилась, когда инвестиции оказались неспособны поддерживать рост производительности в прежнем темпе.

Есть очевидные признаки снижения роста производительности и падения соотношения производимой продукции ко вложенному капиталу до 1973 года[130]. Производительность, выступающая в роли контртенденции по отношению к сжатию прибыли, исчерпала себя. Однако по мере того, как ухудшались условия, сильные переговорные позиции рабочего класса в странах, где была достигнута полная занятость и отсутствовало желание нарушать послевоенный общественный договор, обрекали на провал любые попытки сократить зарплату. Управляющие были скорее вынуждены увеличивать зарплаты и дополнительные выплаты и уменьшать продолжительность рабочего времени.

В результате прибыль стала сокращаться. Сравнивая норму прибыли в Америке, Европе и Японии в 1973 году с ее пиковыми показателями в годы экономического бума, Эндрю Глин обнаружил, что во всех трех случаях она сократилась на треть. В условиях уменьшения прибыли, роста зарплат и пугающего уровня профсоюзной активности имелось два предохранительных клапана: позволить инфляции вырасти, чтобы она снизила реальные зарплаты, не вызывая при этом новых споров, и продолжить увеличивать социальные выплаты, снижая тем самым давление на отдельных предпринимателей за счет, например, увеличения пособий многодетным семьям и других выплат, которые рабочие получают от государства. В итоге социальные расходы государства на пособия, субсидии и другие меры по увеличению доходов резко взмыли вверх, особенно в Европе – с 8 % ВВП в конце 1950-х годов до 16 % в 1975 году[131]. Примерно за тот же период в США федеральные расходы на социальное обеспечение, пенсии и здравоохранение удвоились, достигнув 10 % ВВП к концу 1970-х годов.

Чтобы повергнуть эту хрупкую систему в кризис, достаточно было одного потрясения. В августе 1971 года его устроил Ричард Никсон, в одностороннем порядке отказавшись менять доллары на золото и уничтожив тем самым Бреттон-Вудскую систему.

Соображения, которыми при этом руководствовался Никсон, хорошо задокументированы[132]. Поскольку конкуренты догнали Америку по уровню производительности, капитал стал утекать из США в Европу на фоне ухудшения американского торгового баланса. К концу 1960-х годов, когда все страны проводили политику стимулирования экономики, наращивая государственные расходы и удерживая процентные ставки на низком уровне, Америка превратилась в главного проигравшего Бреттон-Вудской системы. Она должна была расплачиваться за войну во Вьетнаме и за социальные реформы конца 1960-х годов, но не могла. Она должна была девальвировать доллар, но не могла, потому что для этого остальные страны должны были ревальвировать свои валюты по отношению к доллару, но они отказывались это делать. Поэтому Никсон решил действовать.

Мир перешел от фиксированных по отношению к доллару обменных ставок к совершенно свободно плавающим валютам. С тех пор мировая банковская система действительно стала создавать деньги из ничего.