Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

Это означает, что дни легких побед для компаний, выводящих свое производство за рубеж, подходят к концу. В последние двадцать пять лет значительная часть промышленности на глобальном Юге использовала не интенсивные, а экстенсивные методы расширения производства. Иначе говоря, если вы хотите выпускать в два раза больше кроссовок, вы скорее построите дополнительную фабрику, чем будете развивать более эффективные методы производства. Однако этот вариант становится недоступным тогда, когда вы должны платить вашим наиболее квалифицированным работникам столько же, сколько бедняку в Америке. Действительно, влияние роста зарплат в развивающемся мире становится очевидным, когда мы смотрим на второй график.

Этот строгий подсчет показывает, что изначальный толчок к увеличению производства посредством перенесения за рубеж сотен миллионов рабочих мест больше не действует.

Рис. 12. Сравнительная производительность труда в мире

Посмотрите на все три линии на рис. 12. Верхняя, отражающая развитый мир, стремится к нулю. Трудящиеся здесь практически не вносят никакого вклада в общемировую производительность. Нижняя линия, показывающая развивающийся мир, свидетельствует о масштабном вкладе в первые годы глобализации, но затем сводится практически к нулю в последние несколько лет. Из этого вытекает, что глобализация рабочей силы перестала увеличивать производительность и что замедление роста в развивающихся странах, от Китая до Бразилии, вот-вот превратится в стратегическую проблему. Эти графики демонстрируют, что нормальная волновая модель была прервана.

Как прервалась модель?

Когда в 1960-е годы восходящая фаза выдыхается, это происходит по причине, которая не удивила бы Кондратьева – себя исчерпал режим, который обеспечивал высокую производительность наряду с ростом зарплат. Это привело к знаменитым кризисам «стой-иди» 1960-х годов, когда глобальная система заставляла правительства сдерживать рост, а затем и к слому мирового экономического порядка, высокой инфляции и столь отвратительной войне во Вьетнаме, что американская психика до сих пор не восстановилась от потрясения, вызванного поражением в ней.

Здесь есть критическое различие: во всех трех предыдущих циклах рабочие сопротивлялись дешевому и подлому выходу из кризиса: сокращению зарплат, вытеснению квалифицированного труда и урезанию социальных выплат. В ходе четвертой волны по причинам, которые мы исследуем в седьмой главе, их сопротивление не увенчалось успехом. Именно благодаря этому провалу удалось переломить баланс во всей мировой экономике в пользу капитала.

На протяжении примерно двадцати лет этот баланс работал, причем настолько хорошо, что многие разумные люди стали верить в то, что началась новая эпоха. То, что, согласно теории Кондратьева, должно было привести к спаду и депрессии, привело к двум пьянящим десятилетиям, в ходе которых рост прибылей сопровождался социальным упадком, военными конфликтами, возвращением крайней нищеты и преступности в западные общества – и потрясающим обогащением «одного процента».

Однако это не социальный порядок, а социальный беспорядок. Это то, что получается, когда переход от производства к финансам (которого ожидал бы Кондратьев) сочетается с разгромом и атомизацией рабочей силы и быстрым обогащением элиты, живущей за счет финансовых доходов.

Мы перечислили факторы, которые сделали возможным появление неолиберализма: фиатные деньги, финансиализация, удвоение рабочей силы, глобальные дисбалансы, в том числе дефляционные последствия использования дешевой рабочей силы и удешевление всего остального в результате распространения информационных технологий. Каждый из них казался своего рода карточкой «Бесплатно выйти из тюрьмы», которая позволяла отменить обычную карму экономической науки. Но, как мы видели – и как большинство из нас могли убедиться на собственном опыте, – за это пришлось заплатить высокую цену.