– Был? Почему в прошедшем времени?

Проведя ладонью по темным волосам отца, мама снова целует его.

– Ну, перестань набиваться на комплименты. Ты и сейчас очень даже ничего.

Коджи издает громкий стон.

– Голубки, – говорит он и прикрывает рукой глаза, как всегда, когда родители у нас на глазах проявляют друг к другу нежность.

Наших родителей связывает любовь настолько пылкая, что даже смерть Мики не погасила ее. Если трагедия и изменила что-то, то это лишь укрепило убежденность мамы и папы в том, что нужно еще сильнее любить и друг друга, и нас с Коджи. Я понимаю, что мне повезло, что родители так влюблены друг в друга, но иногда кажется, что они находятся в непроницаемом стеклянном пузыре, где, кроме них двоих, нет места никому. Я со стороны вижу их радость, проявляемую друг к другу теплоту, но не чувствую этого из-за того, что не могу проникнуть внутрь.

– И все-таки, – говорю я вслух, – откуда такой внезапный интерес к гитаре, Коджи?

– Очевидно, мне суждено стать рок-звездой, – отвечает брат.

Чувствуется, что он бодрится, но убежденности в его словах нет, и я чувствую, что в этом и моя вина. В том, что я не поддержала брата. В том, что я не та старшая сестра, которую он заслуживает. В том, что я не похожа на Мику.

– А как мы можем быть уверены, что ты на самом деле занимаешься? – спрашивает мама.

Не знаю, зачем она притворяется, что Коджи не получит гитару: разумеется, он ее получит. С тех пор как не стало Мики, родители дарят нам все, о чем мы только ни попросим. Я получила красный джип, о котором мечтала, Коджи покупают компьютерные игры, стоит ему только о них заикнуться. Получит он и гитару. Как будто бы все эти вещи заменят нам ушедшую сестру. А может быть, они поступают так из жалости, что когда-то в чем-то отказывали Мике, что не дарили ей все, о чем она просила?

– Клянусь, я буду заниматься, – говорит Коджи. – Поверьте мне.

– Посмотрим, – отвечает мама.

– Здорово! – кричит Коджи, победно вскинув сжатую в кулак руку. – Да, и, кстати, я хочу электрогитару.

– Давай для начала купим акустическую, – говорит папа. – А к Рождеству, возможно, заменим ее на электрическую. Кстати, – продолжает он, и его голос становится торжественнее и радостнее, а это всегда признак какого-то «важного заявления», – я тут подумал, почему бы на Рождество нам всем не съездить в Японию? Как вы думаете? Заедем к бабушке.

Рис комом встает в горле. Не могу поверить, что отец вскользь за ужином предлагает подобное. Мама залпом допивает белое вино.

– Бабушка сама приедет к нам, – отвечает она, не поднимая глаз на мужа.

– Я хочу, чтобы они знали и любили Японию, – едва ли не с мольбой в голосе говорит папа. – Подумайте над моим предложением. Самое время. Вам не кажется?

Время это никогда не наступит. Мама вздыхает, и этот долгий хрипловатый вздох болью отдается у меня в горле. Ей тоже не хочется ехать в Японию без Мики.

– Давай обсудим это позже, – говорит она и наливает себе еще бокал вина. И даже это, по-моему, слишком большая уступка с ее стороны. Ибо подобные инициативы обсуждению не подлежат в принципе.

– Рейко! – обращается ко мне папа и, протянув руку, сжимает мою ладонь в своей. – Ты как к этому относишься?

– Кен! – говорит мама предостерегающим тоном.

Я не могу об этом говорить. Отбросив стул, я встаю и бросаю палочки для еды на стол. Коджи удивленно смотрит на меня.

– Мне что-то нехорошо, – поясняю я. – Так что прошу прощения.

Взбежав наверх, влетаю в свою комнату и бросаюсь на постель. Меня трясет. В дверь стучат.

– Рейко? – слышу я голос мамы из-за двери. – Что с тобой?

– Ничего, – отвечаю я. – Просто полежу минутку и потом к вам вернусь.

Мама не сразу отходит от двери.

– Ладно, – говорит она. – Если тебе что-то нужно, я внизу.