Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей (2012)

Река сверкала в лучах закатного солнца, когда он опустился на колени на мокрый песок и принялся черпать пригоршнями воду и жадно пить, а потом обильно смочил пылающую голову и сухие воспаленные глаза. После смерти Ситы он больше не плакал, не плакал и сейчас, ибо мальчик, горько рыдавший на рассвете, тоже умер. Ашу еще не исполнилось и двенадцати, но он перестал быть ребенком. Он повзрослел за один короткий день и оставил детство в прошлом. Сегодня он потерял не только мать, но и свою личность. Ашока, сына Ситы, жены саиса Дая Рама, больше не было (да и был ли он вообще?). Остался лишь мальчик, родители которого давно умерли и который даже не знает своего настоящего имени и понятия не имеет, где искать сородичей. Английский мальчик, фаранги. Он чужеземец, и это даже не его родина…

От холодной воды в голове у Аша немного прояснилось, и он спросил себя, что делать дальше. Он не мог уйти, бросив здесь свою мать. К нему вдруг вернулось отвратительное воспоминание из почти забытого прошлого, и он невольно содрогнулся, вспомнив знойную ночь в пустынном лагере и наводящую ужас яростную грызню шакалов и гиен под луной.

Он заметил какое-то движение на спокойной глади реки. То оказалась всего лишь коряга, плывущая по течению, но, глядя на нее, Аш вспомнил, что его соплеменники – нет, соплеменники его матери Ситы – сжигали своих мертвецов и бросали пепел в реку, чтобы в конце концов прах принесло в море.

За неимением топлива он не мог разложить погребальный костер для Ситы. Но вот она, река. Прохладная, глубокая, медленная река, которая берет начало в своих собственных горах и которая нежно и бережно отнесет Ситу к морю. Она сверкала, пламенела в лучах закатного солнца ярче любого костра, и Аш воротился к неглубокой пещерке среди скал, бережно завернул исхудалое тело Ситы в одеяло, словно стараясь уберечь мать от холода, а потом отнес к реке и шел по отмелям, пока вода не подхватила мертвое тело. Оно уже окоченело и стало почти невесомым, так что дело оказалось легче, чем он предполагал. И когда он наконец отпустил Ситу, она медленно поплыла прочь от него, удерживаемая на поверхности одеялом.

Течение отнесло ее от берега и повлекло вниз по реке. Аш стоял по пояс в воде и долго глядел вслед Сите, напрягая зрение, пока крохотная темная точка не потерялась в ослепительном сверкании солнца на речной глади. А когда река померкла и поменяла цвет с золотистого на опаловый, тело матери уже скрылось из виду.

Аш повернулся и побрел к берегу, еле передвигая онемевшие от холода ноги и стискивая зубы, чтобы не стучали. Он вдруг почувствовал острый голод, но не смог даже притронуться к приготовленной для Ситы кашице, от которой она отказалась утром, и потому выбросил ее. Он должен срочно раздобыть какую-нибудь пищу, иначе у него не хватит сил уйти далеко, а он обещал маме… Аш взял запечатанный пакет и увесистые замшевые мешочки, полные золотых и серебряных монет, и несколько мгновений держал в руках, испытывая искушение избавиться от них, но понимая, что делать этого нельзя. Они принадлежали ему, а значит, придется взять их с собой. Вынув одну-единственную золотую рупию на неотложные нужды, мальчик снова завернул пакет и мешочки в полосу ткани, которую затем обернул вокруг талии, как делала Сита, и скрыл под изодранной рубахой. Сложенный вчетверо пожелтевший от времени лист бумаги, исписанный тонким неразборчивым почерком, он спрятал в тюрбане, и теперь ничто в пещерке между камнями не свидетельствовало о том, что здесь кто-то был. Ничто, кроме отпечатков ног и едва заметного углубления в песке, где Сита легла спать накануне вечером и где умерла сегодня на рассвете. Аш легко дотронулся до этого места, словно его мать по-прежнему лежала там и он боялся разбудить ее.

И в тот же миг от реки налетело первое дуновение свежего ночного ветра, он завихрился в пещерке, взмел сухой серебристый песок и снова стих ненадолго.