Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - Яцек Комуда (2019)

– Тот, кто не хочет, чтобы человек освободился от оков тьмы. Тот, кто ненавидит печатное слово, предпочитая, чтобы люди боялись тьмы и были как дети, которых можно убедить в чем угодно. Чтобы они не читали книг и не получали знаний и истин, что в них содержатся. Спрашиваешь, кто его ненавидел? Священники и монахи. Наверняка его преподобие епископ Парижа. Но ни один из них не поднял бы на него руку. Потому что времена, в которые мы живем, уже меняются! Взгляни, взгляни туда! – Жюстин указал на далекое строение, возле которого суетились каменщики.

Вийон напряг зрение. Здание возводилось в странном стиле, которого он ни разу не видывал. Вместо «прусской» стены фасад был украшен сверху листьями аканта, розеттами, венцами и канделябрами.

– Это флорентийский стиль, – пояснил Жюстин. – Тезис, антитезис и синтез римского и греческого искусства. Вот она, квинтэссенция скульптур Донателло, которая приведет к тому, что Париж из города бедности и нищеты превратится в новый Римский форум.

– Я ищу убийцу, а вы… об архитектуре? Чем это поможет?

– Убийца связан с тем, что уходит, господин Вийон. Что-то подсказывает мне, что найдешь ты его в старых церквях полным страха и суеверий. Чувствую, что в нем есть нечто от мира, который уходит…

– Эх, одни слова…

– Приходи, когда узнаешь что-то, – произнес Жюстин. – Я помогу тебе во всем, поэт. Этот разбойник не может убивать людей… И их мечты.

Собор Богоматери

Маргарита Гарнье ехала на раскачивающейся повозке, которую тащили слуги; она была привязана крестом на деревянных козлах, покрыта рваниной, из-под которой выглядывала нагая грудь. Гнилая свекла вдруг ударила ей в лицо, оставив мерзкое вонючее пятно на носу и щеке. Маргарита скорчилась, насколько ей позволяли веревки.

– Ведьма! Шлюха! Убийца! – выла толпа.

– На костер колдунью!

– В адское пламя чертову девку!

– Смерть! В петлю!

Рыдания сотрясли худые плечи невиновной убийцы, когда она смотрела на море голов. Въехали на Банковский мост, ведущий из парижского Сите на правый берег Сены, а толпа, зажатая между рядами домов банкиров да золотых дел мастеров, приветствовала Маргариту воем и свистом. Она смотрела, рыдая, на красные, грязные, неразличимые лица парижской черни. На кривые рты с дырами от испорченных зубов, на губы, что выплевывали в нее богохульства и крики. На тупые морды, глупые лица, красные носы и водянистые глаза. На кулаки, бездумные взгляды, поросшие полипами носы, бородавчатые щеки и плохо заросшие шрамы. Толпа ненавидела. Толпа жаждала ее смерти.

* * *

Вийон стоял перед центральным порталом собора Парижской Богоматери. Он тоже слышал крики и свист толпы, вопли ярости, эхом разносящиеся по узким улочкам Сите. Перед ним, над огромными двустворчатыми дверьми собора, высился портал Страшного суда, а святой Михаил смотрел вниз пустыми каменными глазами. В руке он держал весы с человеческими поступками, грешными и благочестивыми.

Возносился вверх огромный собор Богоматери – мрачный, мощный, устремленный в небеса, нависая над островом на Сене громадьем башен. Словно огромный мост, соединяющий запятнанную грехами землю с далекими и прекрасными небесами. Но небо было не для Вийона. Он направился к дверям. Перед воротами заметил жалкую кучку лохмотьев. На ступенях просил милостыню маленький ребенок. На месте глаз его были два темных пятна.

– Повиснешь в петле, Вийон, – сказало дитя. – Но не сегодня. Еще не сегодня.

Он вошел в собор. Огромный неф был залит светом закатного солнца; лучи его входили сквозь островерхие окна и западный витраж из разноцветных стеклышек. Витраж северный – тот, что изображал Богоматерь, утешительницу страждущих, – был темен, словно покрыт сажей. Неужто даже Мадонна не желает смилостивиться над судьбой Маргариты Гарнье?

«Что зашифровано в этих убийствах? – думал Вийон. – Отчего он убил именно этих людей?»

* * *