Империя тишины - Кристофер Руоккио (2018)

А еще был Тор Гибсон – тот, кто преподал мне первые уроки и сделал меня таким, какой я есть. «Образованность – родная мать глупости, – говорил он. – Помни, что величайшее из знаний – это способность понять собственное невежество». Гибсон постоянно рассуждал в подобном духе. Он преподавал мне риторику, арифметику и историю. Объяснял биологию, механику, астрофизику и философию. Это он изучал со мной языки и привил любовь к слову. К десяти годам я владел мандарийским так же хорошо, как любой ребенок межзвездных корпораций, и мог читать огненные гимны Джадда, как истинный приверженец этой религии. Но самое важное: он рассказал мне о сьельсинах – кровожадной, хищнической расе, ставшей бичом пограничных миров нашей цивилизации. Он открыл для меня очарование ксенобитов и их культуры. И остается только надеяться, что учебники истории не проклянут его за это.

– Выглядишь вполне уверенно, – сказал Тор Гибсон, и его голос прозвучал как порыв сухого ветра в неподвижном воздухе тренировочного зала.

Я выполнял сложный комплекс упражнений на гибкость – медленно раскрутился из одной замысловатой позы и плавно заплелся в другую.

– Скоро придут сэр Феликс и Криспин, – ответил я. – Хочу подготовиться как следует.

Через маленькое арочное окно в каменной стене донесся крик морской птицы, приглушенный защитными экранами.

Старый схоласт с неизменно невозмутимым видом подошел ко мне, шаркая туфлями по мозаичной плитке. Хотя годы и согнули его спину, наставник все еще был выше меня, а грива седых волос и бакенбарды придавали ему некоторое сходство со львами из зверинца императорской наместницы. Его широкое лицо расплылось в улыбке.

– Хочешь посадить младшего мастера на задницу?

– Какую задницу? – усмехнулся я, касаясь в наклоне пальцев ног, и от напряжения мой голос слегка задрожал. – Которая у него между ушей?

Улыбка Гибсона погасла.

– Не стоит так говорить о своем брате.

Я пожал плечами, подтянул ремешок дуэльного колета, чтобы тот плотней прилегал к рубашке, и прошлепал босиком к стойке с учебным оружием. Оно дожидалось своего появления в кругу – огороженной, чуть приподнятой над полом деревянной площадке двадцати футов в поперечнике, предназначенной для тренировочных поединков.

– Гибсон, а потом у нас еще будут занятия? Не думаю, что мы здесь допоздна.

– Что? – переспросил он, наклонив голову, и подошел чуть ближе.

Это напомнило мне, что он не молод, хотя по-прежнему легко движется. Он не был молод уже тогда, когда орден назначил его наставником моего отца, чей возраст теперь приближался к тремстам стандартным годам.

Гибсон сложил лодочкой загрубелую ладонь и поднес ее к уху:

– Что ты сказал?

Обернувшись, я выпрямил спину, как меня учили. Со временем я должен быть стать архонтом этого старинного замка, а ораторское искусство всегда оставалось излюбленным оружием палатинов.

– Думаю, мы позанимаемся позже? – повторил я четче.

Он не забыл об уроках. Гибсон никогда ни о чем не забывал – и это качество можно было бы назвать удивительным даром, не будь оно основным требованием для ремесла схоласта. Его специально готовили, чтобы заменить греховные машины, запрещенные указом Святой Земной Капеллы, и он просто не был способен что-то забыть. Он покашлял в рукав изумрудного цвета и посмотрел на камеру-дрона, висевшую под сводчатым потолком.

– Да, Адриан, позже. Я надеялся переговорить с тобой без свидетелей.

Затупленная фехтовальная палка чуть не выскользнула из моей ладони.

– Сейчас?

– Да, пока не пришли твой брат с кастеляном.