Империя тишины - Кристофер Руоккио (2018)

Как ни поразительно было слышать подобные речи от логика Гибсона, я все же невольно задумался над его словами об уродстве мира. И до сих пор гадаю, не знал ли он уже тогда о том, что вскоре ожидало нас обоих, о том, как быстро опустится сапог, словно на лицо несчастного раба на Колоссо.

– Однако в большей части Галактики ничего не происходит. Мир и спокойствие лежат в самой природе вещей, и это могучая сила, – заключил он.

Я не знал, что ответить, но Гибсон избавил меня от затруднений, закончив разговор:

– Что бы ни случилось, с тобой все будет хорошо.

Я положил книгу за отворот рукава и, повинуясь порыву, снова обнял старика, который был мне роднее отца.

– Спасибо, Гибсон.

– Не думаю, что ты разочаруешь нас.

У меня в горле низко и несогласно забулькало, но, прежде чем я успел произнести хоть слово, Гибсон добавил:

– И твоих родителей тоже. Они поймут это, когда тебя уже здесь не будет.

– А я в этом не уверен.

Я разжал объятия, отпуская старика. У меня были еще две недели на подготовку, на прощальные слова. Но если не считать самого Гибсона, никто не заслуживал этих слов.

Он улыбнулся, показав ряд мелких белых зубов:

– Никто из нас никогда и ни в чем не уверен.

Было ли это капризом воображения или игрой серебристого света? Мне показалось тогда, что на лицо схоласта упала тень, словно солнце внезапно скрылось за облаками. Когда я вызываю в памяти образ Гибсона, то всегда вижу его таким, как в тот момент, – на ветру у прибрежной стены, сгорбленным, морщинистым и печальным. Стариком, опирающимся на трость. Видеть его в другом освещении, чем в тот прекрасный день, почему-то кажется мне кощунством, как будто все прочие дни были уродливы и ужасны.

Глава 13

Бичевание у столба

Мой мир переменился со звоном колоколов. Словно из каменных трещин глубоко под землей звучали они.

В своей комнате на вершине башни я выронил белую рубашку, которую собирался положить в чемодан, и прислушался. Звуки сотрясали фундамент могучей башни, чистые, низкие и громкие. Я проверил время по терминалу. Оставался еще почти час до полудня, но не ровно час. Это была первая подсказка, что происходит что-то неординарное, еще до того как до меня дошло, что колокола созывают всех на общее собрание. Я торопливо засунул подаренную Гибсоном книгу «Король с десятью тысячами глаз» в дорожный сундук, который будет сопровождать меня в изгнании, положил сверху камзол и захлопнул крышку. У меня возникло странное ощущение, что колокол звонит по мне. Может быть, отец решил объявить Криспина своим наследником? Это было бы в его духе – устроить такую церемонию, не дожидаясь моего отъезда.

Однако я все же спустился в лифте и вышел в атриум, накрытый тенью парных знамен, на которых скакали дьяволы Марло с трезубцами в лапах. Мои каблуки застучали по медной мозаике, изображающей имперское лучистое солнце. На полдороге к тяжелой двери меня настигло прозрение. Двор был битком набит персоналом замка: слуги в красных ливреях и охранники в черной броне, серые и коричневые одежды логофетов, черно-белые полосатые сутаны анагностов Капеллы, спешащих на молитву, и яркие костюмы гильдильеров, пришедших по делам из города. Все их взгляды будут обращены на меня, если я пройду через эту дверь на балкон, нависающий над двором. Я оглянулся, почти ожидая увидеть отца и его ликторов, выходящих с уже включенными щитами из караульного помещения и встающих на пост сразу за дверью.