Смерть тоже ошибается… - Фредрик Браун (1949)

– У Кэри есть граммофон и отличные пластинки. Как-нибудь сходим послушаем. И он тебе понравится. Гарантирую, что Кэри не будет к тебе клеиться.

– Почему?

– Ну, потому что…

– Хочешь сказать, если он и стал бы к кому-то клеиться, то это был бы ты?

– Этого он тоже не стал бы делать, – ответил я. – Не стал бы, потому что… Черт возьми, давай забудем об этом. Ты почти правильно угадала. Но он хороший парень и наверняка тебе понравится.

– Значит, как-нибудь послушаем его пластинки. Но другие циркачи, которых я встречала…

– По-моему, ты их неправильно поняла, Рита. В разъездном цирке, разумеется, не такие нравственные ценности, как в пресвитерианской церкви в Библейском поясе[1]. Но если ты окажешься в затруднительном положении, большинство циркачей отдадут тебе свою последнюю рубашку – и совсем не потому, что чего-то ждут взамен.

– Ну-у… может, ты и прав.

– Конечно, прав. Видимо, твое знакомство с ними началось не совсем удачно, вот ты их и осуждаешь. Чтобы поладить с ними, ты должна научиться смотреть на вещи с их точки зрения. Они… если можно так выразиться, по-честному нечестные.

– Хочешь сказать, они не дают дуракам равные шансы?

– Я не совсем это имел в виду, но…

– Я в это верю, Эдди. Когда-нибудь я найду себе дурака. Богатого. Не собираюсь всю жизнь быть бедной. Я выросла в нищете, и с меня хватило.

Рита говорила серьезно. В ее голосе прозвучала злость.

– Думаешь, я охотница за чужими деньгами? – спросила она. – Что ж, так и есть.

– Ничего страшного. Ты охотница за чужими деньгами. Не переживай так по этому поводу. Положи голову мне на плечо и расслабься.

Она тихо засмеялась, а потом опустила голову мне на плечо.

– Ты забавный, Эдди. Ты мне нравишься. Жаль, что ты не богат, а то я бы за тебя взялась. Но ты ведь не богат?

– У меня есть девятнадцать долларов и тромбон, – усмехнулся я. – На мой взгляд, я богач. Ах да, еще у меня есть один приличный костюм, но я сейчас не в нем, а жаль, потому что становится холодно. А у меня под дождевиком ничего, кроме трусов. Я спал, когда возникла вся эта заваруха.

– Я тоже. То есть я легла спать, потом проснулась, потому что мне нужно было в… Как вы, циркачи, это называете?

– Нужник, – ответил я. – Послушай, давай не будем о том, что произошло. Я должен отвлечь тебя.

– Со мной уже все в порядке, Эдди, не волнуйся. Просто у меня там… началась небольшая истерика. А теперь я уже могу спокойно говорить об этом.

– Тогда, может, тебе даже станет лучше, если мы побеседуем. Ты всегда носишь с собой пистолет в туалет?

– Конечно, нет! Не говори глупостей. Я взяла его, потому что погас свет, а я не могла найти фонарь. Я боюсь темноты, Эдди. То есть боюсь находиться в темноте одна. Сейчас мне не страшно. Обычно я не сплю в цирке. У меня есть комната в отеле в центре города. Но сегодня Дарлин попросила меня остаться.

– Дарлин? Это такая с рыжими волосами?

– Да. Ее парень уехал из города на пару дней, а ей сегодня было нехорошо, вот она и попросила меня переночевать у них в фургоне. Я проснулась час назад и не смогла найти фонарь, но не хотела будить Дарлин. Но я знала, где Уолтер хранит пистолет – видела раньше, когда Дарлин открывала ящик. Вот я его и взяла.

Рита снова слегка задрожала, наверное, потому, что мысленно вернулась к случившемуся. Я обнял ее покрепче и произнес:

– Не думай об этом, Рита.

– Да говорю же, Эдди, я уже пришла в себя. Просто мне холодно. У меня под плащом надето не больше, чем у тебя, и я замерзаю.

– Хорошая картина получится, если мимо проедет полиция и арестует нас за парковку в неправильном месте. Кроме того, полиция, наверное, уже приехала в цирк. Копы начнут злиться, что тебя так долго нет. Может, вернемся?

– Давай.

– Ты уверена, что с тобой все хорошо и ты готова разбираться с последствиями?

– Да, Эдди. Поцелуй меня. Один раз, по-настоящему. А потом поедем назад.