Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - Рэйвин Коннелл (2015)

Обсуждение только медийных образов было бы ошибкой. Они не должны соответствовать реальным характерам мужчин, которым в основном принадлежит власть в обществе; в современном обществе это мужчины, составляющие корпоративную и политическую элиту. В действительности правящий класс может позволить себе значительную степень сексуального диссидентства. Ярким, пусть и не очень характерным примером служит та толерантность, с которой относился – будучи советским шпионом – к гомосексуальности других мужчин своего круга британский дипломат Гай Берджесс[23]. Публичный облик гегемонной маскулинности – не обязательно тот, который характерен для людей власти, но тот, который поддерживает их власть и который значительное число мужчин хотят поддерживать. Лишь немногие мужчины являются Богартами или Сталлоне, но многие мужчины единодушны в своей поддержке этих образов.

Существуют разнообразные причины этого единодушия, и фундаментальное их исследование поможет значительно углубить наше понимание всей системы гендерной политики. Одна из причин – удовольствие от фантазирования, которое прекрасно спародировал Вуди Аллен в пьесе «Сыграй еще раз, Сэм!» («Play it again, Sam»), где обыгрывается маскулинный образ Богарта[24]. Другая причина – перенесение агрессии. Популярность фильмов, насыщенных насилием, от «Грязного Гарри» до «Рэмбо», наводит на мысль о том, что перенесение агрессии – весьма распространенный феномен. Но как мне кажется, основной причиной здесь является то, что большинство мужчин извлекают пользу из субординации женщин и гегемонная маскулинность – это культурное выражение доминирования мужчин.

Этот вывод нуждается в более точной формулировке. Он не означает, что гегемонная маскулинность связана с дурным обращением с женщинами. Женщины могут испытывать угнетение и со стороны мужчин, принадлежащих к разным типам негегемонной маскулинности; они даже могут считать, что гегемонная модель понятнее и удобнее для взаимодействия. По-видимому, гегемонная маскулинность и утрированная женственность в каком-то смысле «притерты» друг к другу. Эта «притертость» способствует сохранению практик, институционализирующих доминирование мужчин над женщинами. В этом смысле гегемонная маскулинность должна реализовывать удачную коллективную стратегию относительно женщин. Если принять во внимание сложность гендерных отношений, то становится понятным, что никакая простая или единообразная стратегия в данном случае невозможна: необходимы смешанные формы. Таким образом, гегемонная маскулинность может одновременно содержать ориентацию на такие противоположности, как семейная жизнь и насилие, женоненавистничество и стремление быть привлекательным для женщин.

Гегемонная маскулинность конструируется относительно женщин и относительно подчиненных типов маскулинности. Эти типы маскулинности лишаются четкого определения; достижение гегемонии может состоять именно в том, чтобы помешать альтернативным формам получить определения в культуре и признание в качестве возможной альтернативы. Тем самым они вытесняются в гетто, в сферу приватности или бессознательного.