Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - Рэйвин Коннелл (2015)

В данной главе я буду доказывать, что концепция естественного различия между полами, в какую бы политически сложную форму она ни была облечена, является в сущности своей ошибочной. Это не означает, что я собираюсь оспаривать факты биологии размножения или отрицать их важность для понимания человеческой жизни. Я буду оспаривать допущение о том, что биологическая организация наших тел является основой, базисом, сущностью социальных отношений гендера или формирует эти отношения. Я допускаю, что существует сильная связь между социальной практикой и биологией и что на самом деле гендер невозможно понять, не принимая эту связь во внимание. Моя задача – показать, что эта связь имеет совершенно иной характер, нежели тот, который приписывают ей теоретики естественного различия.

Существуют две основные версии концепции естественного различия. Согласно первой, общество – эпифеномен природы; согласно второй – общество и природа взаимодополнительны.

В теории первого типа биология (или онтология как ее суррогат) детерминирует гендер. Общество лишь регистрирует декрет природы – или болеет, если не делает этого. Самые известные примеры такого подхода – это псевдоэволюционные объяснения маскулинности и фемининности в книгах «Голая обезьяна» Десмонда Морриса, «Люди в группах» и «Животное с имперскими повадками» Лайонела Тайгера, «Отношения между полами и самоубийство общества» («Sexual Suicide») Джорджа Гильдера. Подобную литературу Маршалл Салинс назвал «вульгарной социобиологией». Он прекрасно сформулировал основную выраженную в ней мысль:

За фасадами современного города по-прежнему скрывается все та же древняя голая обезьяна (naked ape). Изменились только наименования: «охота» называется «работой», «места охоты» называются «местами бизнеса», «укрытие» называется «домом», «парные отношения» – «браком», «самка» – женой и проч…Именно биологическая природа животного сформировала социальную структуру цивилизации, а не наоборот.

Образы, к которым прибегают Тайгер и Фокс, иные, но высказываемая ими идея – та же:

Естественный отбор привел к появлению животного, которое должно вести себя в рамках определенной культуры: оно должно изобретать роли, создавать мифы, говорить на естественном языке и организовывать клубы для мужчин… Сельскохозяйственные и промышленные цивилизации ничего не вложили в организацию этого человека-животного (human animal). Мы приспособлены для охоты… И мы организованы в принципе по модели, характерной для приматов.

Я называю эту литературу псевдобиологической, потому что фактически она не основывается на серьезном биологическом исследовании социальной жизни человека вроде исследований влияния промышленности на окружающую среду. Действительно, авторы анализируемых нами текстов используют свободные аналогии, которые, согласно Мари де Леперванш, подвергаются неким логическим манипуляциям, а затем предъявляются читателю в качестве очевидных фактов. Т. е. логика их рассуждений на самом деле является обратной по отношению к той логике, на которую они претендуют. Обычно наши авторы начинают с интерпретаций современной социальной жизни (в случае Морриса – с интерпретаций сексистских, этноцентристских и зачастую фактологически неверных), а затем обращаются к спекулятивной реконструкции доисторического развития общества. Понятие эволюции они привлекают для оправдания разумных, на их взгляд, социальных моделей, подменяя объяснение обоснованием. Например, Тайгер говорит о типах социальной организации, которые не являются «правильными с биологической точки зрения», т. е. не соответствуют его представлению об эволюции человека как вида охотников.