Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - Рэйвин Коннелл (2015)

В то же время как психоанализ, так и движение за сексуальное освобождение указывают на то, что паттерны эмоциональной привязанности сами по себе играют ограничивающую роль. Вероятно, их можно анализировать, не впадая в романтизм.

Социальное формирование паттернов желания наиболее наглядно проявляется через набор запретов. Табу инцеста, специальные законы против изнасилования, «возраст согласия»[14] и гомосексуализм – все это примеры запрещений сексуальных отношений между какими-то конкретными людьми. (Строго говоря, законы запрещают конкретные действия, но интенция состоит в том, чтобы разрушить и сами отношения.) Психоаналитические теории эдипова комплекса и супер-Эго интерпретируют влияние общества на эмоции в основном в терминах интериоризации запретов. Однако запреты были бы беспочвенны без предписаний любви и брака с подходящими для этого людьми и без утверждения определенного вида маскулинности и фемининности. Социальный паттерн желания представляет собой единую систему запретов и стимулов.

В нашей культуре хорошо прослеживаются два организующих принципа. Объекты желания обычно определяются с помощью дихотомии и оппозиции женственного и мужественного, а сексуальная практика в основном организуется в рамках отношений между двумя людьми.

Данные истории и сравнительных исследований разных культур показывают, что связи между полами не всегда были организованы в терминах дихотомии. В настоящее время в богатых капиталистических странах сексуальность жестко организована или как гетеросексуальная, или как гомосексуальная. Если модель сексуальных контактов не может быть отнесена ни к гетеро-, ни к гомосексуальной модели, мы определяем ее как смешанную – бисексуальную. Хотя основной структурой привязанности чаще всего считается пара, гендерная дихотомия желания, по-видимому, имеет некоторый приоритет. Когда пара распадается и ее члены вступают в новые отношения привязанности, почти всегда новый партнер бывает того же пола, что и прежний, каким бы он ни был.

В рамках господствующего паттерна катексис основывается на сексуальных различиях. «Женщина нуждается в мужчине, а мужчине нужна пара» – и так до скончания времен. Солидарность гетеросексуальной пары формируется скорее на базе какого-то рода взаимности, нежели на базе общности ситуации или опыта. В этом ее заметное отличие от солидарностей, созданных структурами труда и власти. Скрытое противоречие, которое здесь содержится, неоднократно служило темой для романтической литературы, а также было довольно важной политической проблемой для феминизма последнего десятилетия. Более того, именно различие полов в значительной мере придает отношениям в паре эротический оттенок. Поэтому различие полов может подчеркиваться как средство усиления удовольствия. Именно этим может объясняться системное преувеличение гендерных различий, которое обсуждается в Главах 4 и 8.

Но «различие» – логический термин, а социальные отношения выходят за пределы логических. Члены гетеросексуальной пары не только различны, они еще и специфическим образом неравны. Гетеросексуальную женщину представляют как сексуальный объект иначе, чем гетеросексуального мужчину. Индустрия моды, индустрия косметики и содержание массовой прессы служат наглядным тому подтверждением. Например, на обложках и женских, и мужских гламурных журналов размещены фотографии женщин, разница состоит лишь в том, как модели одеты и какие они принимают позы. Говоря обобщенно, эротическая взаимность в гегемонной гетеросексуальности базируется на неравном обмене. Участие женщин в этом неравном обмене, как отмечала Эмма Гольдман, можно объяснить материальными причинами. «Двойной стандарт», разрешающий промискуитетную сексуальность мужчинам и запрещающий ее женщинам, абсолютно не означает, что мужчин обуревают более сильные сексуальные желания; это означает только то, что у них больше власти.