Капитан Темпеста - Эмилио Сальгари (1910)

Лишь только муэдзины замолкли, из стана выехал молодой рыцарь и галопом понесся к стенам Фамагусты, собственно к бастиону Святого Марка. За ним, в некотором расстоянии, следовал его оруженосец, державший в руках белый шелковый флаг, над которым сверкал золотой полумесяц и развевался белый конский хвост. Витязь этот был красивый молодой человек, лет двадцати четырех, белолицый, с маленькой черной бородкой и усами, с живым и острым взглядом больших темных глаз.

Одежда и вооружение его отличались красотой и большой роскошью. Голова его была обвита розовым шелковым тюрбаном и прикрыта блестящим шишаком с длинным волнистым белым страусовым пером. Верхняя часть его стройной фигуры была сжата сверкающей посеребренной и украшенной чудными золотыми арабесками броней со стальными наручниками. Широкие шелковые шаровары, розоватого с белым цвета, были заправлены в желтые сафьяновые сапоги. На плечах рыцаря развевался длинный белый тончайшей шерсти плащ с лазурной каймой и такого же цвета кистями, в правой руке он держал кривую саблю, а за широким пунцовым кушаком у него виднелся ятаган.

Не доехав несколько сот шагов до стены бастиона, рыцарь знаком приказал своему оруженосцу воткнуть в землю флаг с целью показать осажденным, что он явился под защитой эмблемы мира. Прогарцовав затем несколько минут на месте на своем чудном белоснежном арабском, богато убранном коне, он громко крикнул по-итальянски:

– Мулей-Эль-Кадель, сын дамасского паши, вызывает на единоборство христианских рыцарей. Если никто из них и ныне не примет моего вызова, я буду смотреть на них как на негодных трусов, недостойных встретиться лицом к лицу с храбрыми рыцарями полумесяца. Если есть у кого-нибудь из них хоть капля хваленой рыцарской крови, пусть он не медлит доказать это. Мулей-Эль-Кадель ждет.

В ответ на этот вызов через стену бастиона перегнулся капитан Лащинский, которому наконец удалось, при помощи оруженосца, наладить на себе кое-как кирасу. Грозно размахивая над головой шпагой, поляк рявкнул во все свое грубое горло:

– Мулею-Эль-Каделю не придется на этот раз уехать ни с чем от стен крепости. Сейчас я дам ему урок, которого он никогда не забудет… Я разрублю его пополам, как щенка, вместе с его лошадью… Кроме меня, здесь есть еще один храбрец, тоже поклявшийся снять с тебя голову!

– Жду вас обоих! – коротко отвечал турецкий витязь, продолжая гарцевать на своем коне и восхищая всех своей ловкостью.

– Жди, жди! Сейчас явимся и зададим тебе звону! – снова крикнул поляк.

Спускаясь вместе с капитаном Темпестой со стены, чтобы сесть на коней, Лащинский спросил его не без оттенка насмешки:

– Вы непременно хотите драться с ним?

– Непременно, – холодно ответил капитан Темпеста.

– Так давайте бросим сначала жребий, кому первому схватиться с этим головорезом.

– Как вам угодно, капитан, мне все равно.

– Вот у меня остался еще один цехин в кармане. Голова или крест?

– Выбирайте сами.

– Я предпочитаю голову. Это будет хорошим предзнаменованием для меня и дурным для турка. Кому выпадет крест, тому и начинать первому.

– Хорошо, бросайте.

Поляк подбросил кверху монету, и, когда она, перевернувшись несколько раз в воздухе, упала к его ногам, он испустил сквозь зубы страшное ругательство.

– Крест! – добавил он громко. – Теперь за вами очередь, синьорина… то бишь, синьор.

Капитан Темпеста взял поданную ему монету и также подбросил ее вверх.

– Голова! – объявил он спокойно, взглянув на монету, когда она вновь опустилась на землю. – Вам, капитан, первому выступать против сына дамасского паши.

– И отлично! Я сейчас проткну его шпагой, как сноп соломы! – хвастался Лащинский. – Если же, паче чаяния, я ошибаюсь и волей глупой судьбы выйдет, может быть, наоборот, то, надеюсь, вы не откажетесь за меня отомстить, хотя несколько и сомневаюсь в вашем мужестве и крепости вашей руки.