Те, кто в опасности - Уилбур Смит (2011)

— Неплохо, — решила Хейзел, сделав глоток. — И это все?

Она взглянула на дверь спальни Версаче.

— У меня есть кое-что на уме, — признался Гектор.

— Отлично! Отлично! — ответила Хейзел.

* * *

В Осаке в эллинге на верфи был готов к спуску на воду могучий танкер. Весь совет директоров «Бэннок ойл» и множество других влиятельных лиц, в том числе премьер-министр Японии, эмир Абу-Зары и американский посол в Японии, собрались, чтобы стать свидетелями этого события.

Внутренняя отделка корабля еще не была завершена. Он поплывет с неполным экипажем в Чи-Лунг, морской порт Тайпея на Тайване, где пройдет окончательная отделка и установка новых, революционных по конструкции грузовых танков. Лифт поднял почетных гостей на леса у корабельного носа, и они расселись там в просторной аудитории. Хейзел, которая прошла вперед по платформе, чтобы дать название огромному кораблю и спустить его на воду, встретили аплодисментами. С такой высоты ей казалось, что она стоит на вершине горы над миром. Вместо шампанского Хейзел должна была разбить большую бутылку игристого австралийского шардонне.

Когда Гектор усомнился в ее выборе вина, она серьезно сказала:

— Мы ведь не собираемся его пить, дорогой. Мы разобьем бутылку вдребезги. Не хочу прослыть мотовкой.

— Ты чрезвычайно бережлива, любовь моя, — согласился он.

Пятьдесят фотографов нацелили на Хейзел свои объективы, когда она с высокой платформы произносила речь. Громкоговорители усиливали голос Хейзел, и он гремел по всей верфи, где собрались тысячи рабочих.

— Этот корабль — памятник гению моего покойного мужа Генри Бэннока. Он создал «Бэннок ойл» и сорок лет руководил компанией. У него было прозвище Гусь. Поэтому я нарекаю корабль «Золотым гусем». Да благословит и защитит Господь тех, кто поплывет на его борту!

«Золотой гусь» заскользил со стапелей, а когда коснулся воды, поднял волну, на которой закачались все корабли в бассейне. Корабли загудели, зрители зааплодировали и весело закричали. Последовали еще три дня встреч и праздников, прежде чем Хейзел и Гектор смогли сбежать.

Они полетели к подножию Фудзиямы, к синтоистскому храму и связанным с ним замечательным воспоминаниям. Лихорадочный ритм последних дней довел обоих почти до изнурения. Поэтому, нанеся обязательный визит священному вишневому дереву в храмовом саду, они вернулись в номер и вместе приняли горячую ванну. А когда лежали в почти обжигающей воде, Хейзел протянула руку к телефону и включила его.

— Пять пропущенных звонков из «Данкельда», — лениво сказала она, шевеля пальцами ног в воде. — Интересно, что нужно маме. Обычно она не так настойчива. Какая разница во времени?

— В Кейптауне на семь часов меньше. Там миновало время ланча.

— Хорошо, попробую ответить.

Хейзел набрала номер, и ей ответили после двенадцати гудков.

— Здравствуй, дядя Джон. Это Хейзел, — сказала она, потом замолчала и слушала с растущим недоумением. Потом перебила:

— Дядя Джон, а почему бы мне просто не поговорить с ней? — Она уже сердилась. — Ладно. К черту! Вот он.

Она рукой прикрыла микрофон.

— Он не дает трубку маме и ничего мне не говорит. Хочет говорить только с тобой.

Гектор забрал у нее телефон.

— Джон? Это я, Гектор. Что случилось? — На другом конце провода молчали, и Гектор услышал тяжелые, мучительные звуки мужского плача. — Ради Бога, Джон. Говорите.

— Не знаю, что делать, — всхлипывал Джон. — Она ушла, и некому занять ее место.

— Я вас не понимаю, Джон. Возьмите себя в руки.

— Грейс. Она умерла. Вы с Хейзел должны приехать. Сейчас же. Немедленно. Пожалуйста, Гектор. Привезите Хейзел. Я не знаю, как сказать ей. Не знаю, что делать.

Телефон замолчал. Гектор посмотрел на Хейзел. Она смертельно побледнела, а глаза стали огромными и такими темно-синими, что казались черными.

— Я слышала, — прошептала она. — Слышала, что он сказал. Мама умерла.