— Я сделал заметки обо всем, что может иметь отношение к делу, — ответил инспектор. — Он был вдовцом, но однажды поссорился из-за своей жены с шотландским агентом по торговле земельными участками, который тогда жил в этих местах. Ссора была очень бурной. Говорят, он ненавидел шотландца; может быть, в этом причина… я понимаю, почему вы так зловеще улыбаетесь. Шотландец! Может быть, человек из Эдинбурга!

— Возможно, — сказал отец Браун. — Но также возможно, что он недолюбливал шотландцев, помимо личных причин. Любопытно, что тори, радикальные консерваторы, или как их ни называй, — иными словами, все, кто противился торгашескому движению вигов, — неприязненно относились к шотландцам. Это и Коббетт, и доктор Джонсон… Свифт описал шотландский акцент в одном из своих самых язвительных пассажей, и даже Шекспира обвиняли в предубежденном отношении к ним. Пожалуй, тому была причина. Шотландцы жили на скудной сельскохозяйственной земле, которая потом стала богатой промышленной землей. Они были деятельными и способными людьми, искренне считавшими, что несут блага индустриальной цивилизации с севера. Они просто не представляли, что значат долгие столетия земледельческой цивилизации на юге. Их предки тоже были земледельцами, но нецивилизованными… Что ж, нам остается лишь ждать новостей.

— Едва ли вы дождетесь свежих новостей от Шекспира и доктора Джонсона, — ухмыльнулся полисмен. — Увы, мнение Шекспира о шотландцах не может служить уликой.

Отец Браун поднял брови, словно удивленный новой мыслью.

— Если подумать, даже у Шекспира можно найти неплохие улики, — сказал он. — Шекспир нечасто упоминает о шотландцах, но он любил высмеивать валлийцев.

Инспектор всмотрелся в своего друга; ему показалось, что он видит намек на живую игру ума за сдержанным выражением лица.

— Ей-богу, — наконец сказал он, — кто бы мог подумать, что подозрение повернется в эту сторону?

— Отчего же, — добродушно отозвался отец Браун. — Вы начали с фанатиков и сказали, что они способны на все. Вчера в баре мы имели удовольствие лицезреть самого громогласного, оголтелого и тупоголового фанатика современности. Если упрямый идиот с одной идеей в голове способен на убийство, то я отдам предпочтение своему преподобному валлийскому собрату Прайс-Джонсу перед всеми азиатскими факирами. Кроме того, как я вам говорил, его отвратительный молочный стакан стоял на стойке рядом с недопитым бокалом виски.

— Который, по вашему мнению, был связан с убийством, — задумчиво произнес Гринвуд. — Послушайте, я уже не понимаю, серьезно вы говорите или нет.

Инспектор продолжал всматриваться в лицо своего друга, сохранявшее непроницаемое выражение, но тут пронзительно зазвонил телефон, стоявший за стойкой бара. Гринвуд откинул доску, быстро прошел за стойку, снял трубку и прижал ее к уху. Несколько мгновений он слушал, а потом испустил возглас, обращенный не к собеседнику, а к миру в целом. Он снова прислушался, отрывисто вставляя между паузами:

— Да, да… приезжайте немедленно; если возможно, привезите его с собой… Отличная работа… Поздравляю вас.

Инспектор Гринвуд вернулся в зал помолодевшим человеком. Он важно опустился на табурет и уперся руками в колени.

— Отец Браун, я не знаю, как вам это удалось, — сказал он. — Вы как будто знали, кто убийца, когда мы еще не догадывались о его существовании. Он был никем и ничем — всего лишь незначительное противоречие в показаниях. Никто в гостинице не видел его, мальчишка на крыльце едва смог вспомнить его. Это был не человек, а тень сомнения, промелькнувшая из-за лишнего бокала из-под виски. Но мы поймали его, и это тот самый человек, который нам нужен.

Отец Браун встал, охваченный внезапным предчувствием и машинально сжимая бумаги, представлявшие большую ценность для будущего биографа Джона Рэггли. Вероятно, этот жест подвигнул его друга на дальнейшие разъяснения.