Анне уже тоже этого хотелось. Тем не менее у нее не было иного выбора, кроме как занять свое место среди других фрейлин и придворных дам и ухаживать за своей новой госпожой.

Вскоре Анна обнаружила, что некоторые фрейлины почти одного с ней возраста и отличаются веселым нравом, что сделало жизнь более терпимой. За ними следила dame d’honneur, которую звали мадам д’Омон. Анна узнала, что эта женщина имеет прекрасные связи – раньше она служила благочестивой королеве Жанне, первой жене Людовика, брак с которой он расторг, а супругом мадам д’Омон был один из наиболее близких к королю сеньоров.

Трудно было не сравнивать юную королеву Марию с регентшей Маргаритой. Мария казалась игривой девочкой с довольно злым чувством юмора и жизнерадостным характером, но интеллектуальные интересы регентши ей были совершенно чужды.

Король Франциск – а именно так он называл себя теперь – приходил повидаться с королевой почти каждый день. Выглядел он ровно так, как представляла себе Анна: высокий, темноволосый, мрачный и сладострастный, с постоянно затеняющей подбородок щетиной. Когда он смотрел на Анну или на любую другую женщину, то как будто раздевал ее взглядом. Глаза у него были похотливые, длинный нос вызывал воспоминания о дьяволе, губы выдавали чувственность. Ни одна женщина, даже самого низкого происхождения, не могла укрыться от его жадного интереса. Анне пришлось стоять и делать довольный вид, когда Франциск приподнял ее лицо за подбородок и сказал, что она очаровательна, а потом опустил взгляд на округлость ее грудей. И все же она вынуждена была себе признаться, что как мужчина он не лишен привлекательности, которая могла сокрушить любую доверчивую женскую душу. Но только не ее!

Дамы из окружения королевы без конца обсуждали Франциска, но Мария, как отметила Анна, не упрекала и не останавливала их. Напротив, с озорным удовольствием присоединялась к ним, зная, что мадам д’Омон ее не поймет.

– Говорят, он всегда обвешан женщинами, – хихикала леди Элизабет Грей, женщина с блеклыми глазами, сестра маркиза Дорсета, а Флоранс Гастингс заливалась краской.

– Он считает распутство таким же спортом, как охота, – вставляла словцо королева.

– Говорят, он хвалится своей petite bande[13] куртизанок и тем, что утоляет жажду из многих фонтанов, – смеялась Мария Болейн.

– А еще ходят слухи, – с шаловливой усмешкой проговорила Мэри Файнс, – будто у него во дворцах везде понаделаны специальные глазки́ и потайные двери, чтобы подглядывать, как женщины раздеваются и занимаются любовью.

Это заявление было встречено взрывом хохота. Анна про себя задалась вопросом: известно ли королеве о том, что Франциск шпионил за ней и Людовиком?

Однако Мария проявила интерес к этой теме:

– Я читала, что Александр Великий уделял внимание женщинам, когда не занимался государственными делами, но король Франциск занимается делами государства, когда поблизости нет женщин!

Последовали новые визг и хохот.

– Боже, пожалей его бедную супругу! – Королеву Марию передернуло. – Вы знаете, что в прошлом году он женился на дочери Людовика Клод? Она ему совсем не пара, бедная маленькая хромоножка.

В настоящий же момент – в этом никто не сомневался – главный интерес Франциска сосредоточился на юной королеве Марии. Его постоянное внимание к ее здоровью было не слишком хорошо завуалированным способом вызнать то, о чем он не мог, подчиняясь правилам приличия, спросить открыто. Его матушка вела себя столь же скверно: она сваливалась на голову молодой вдове, которая лежала в своей темной спальне, и задавала нацеленные на одно и то же вопросы. Разумеется, сынка и матушку нельзя было винить: ведь от того, как разрешится это важнейшее дело, зависело, насколько велика для Франциска вероятность сохранить вожделенную корону.