Когда собираешься с семьей на дачу, хлопот хватает. Так представьте себе, сколько всего надо помнить, если кроме семьи везешь с собой пятерых археологов, врача, фотографа и пятнадцать моряков, да еще у тебя на руках судно с запасными частями, специальное оборудование и провиант на всю компанию на целый год. Вот когда чувствуешь себя дирижером, который, стоя босиком на муравейнике, уписывает макароны и в то же время штурмует вместе с оркестром Венгерскую рапсодию Листа. На письменном столе и вокруг него царил невероятный сумбур – паспорта, свидетельства, лицензии, фотографии, бандероли, письма… Мебель исчезла под грудой морских карт, таблиц и всевозможных образцов. Постепенно хаос охватил весь дом. Телефон и дверной звонок дребезжали в один голос, поминутно приходилось карабкаться через ящики, свертки и узлы с полевым снаряжением.

В полном отчаянии сидел я на магнитофоне с бутербродом в руках и телефоном на коленях, пытаясь набрать нужный номер. Но сегодня это было почти невозможно, я только что дал объявление, что ищу первого штурмана для плавания в Южные моря, и провод работал без передышки. Капитана я уже подобрал.

Наконец мне удалось дозвониться.

– Мне бы три тонны зубоврачебного гипса, – сказал я.

– Что, зубы болят? – сухо осведомился мой собеседник, один из столичных оптовиков.

Нас прервала междугородная, прежде чем я объяснил, что гипс нужен для слепка пасхальской статуи, а не для новой челюсти.

– Алло, – говорит уже новый голос, из Ставангера, – алло, докладывает Ульсен, ваш машинист, коленчатый вал износился, что будем делать – ремонтировать его или заказывать новый?

– Коленчатый вал?.. – произнес я.

Дррррррр! Это уже дверной звонок.

– Спросите Реффа, – крикнул я в телефон, – это по его части.

В дверь протиснулась Ивон, вся обвешанная свертками.

– Я проверила список стюарда, – сообщила она, – и срезала перец и корицу на два кило, а еще доктор Семб сообщил, что мы можем получить в пользование походную аптечку.

– Чудесно, – отозвался я и вспомнил оптовика, который решил, что гипс нужен мне для челюстей.

– Позвони ты туда, – попросил я Ивон и протянул ей трубку.

В эту самую минуту к нам кто-то прорвался.

– Это какая-то ошибка, – повернулась она ко мне. – Фирма «Мюстад» спрашивает, куда доставить восемьдесят четыре килограмма разных рыболовных крючков. Но ведь мы везем с собой две тонны мороженой говядины?!

– Это не для рыбной ловли, – объяснил я. – Крючками мы будем платить островитянам на раскопках. Ты ведь не думаешь, что мы везем километр пестрых тканей себе для нарядов?

Ивон этого не думала. Зато она знала другое: механик только что прислал телеграфный отказ. Его жена решительно воспротивилась, узнав, что речь идет о Южных морях.

В три прыжка я очутился у мусорного ящика, но вернулся обескураженный. Ящик был пуст.

– Что ты там искал? – спросила Ивон.

– Заявления других механиков, – пролепетал я.

– А-а… – Ивон меня понимала.

Телефон и дверной звонок зазвонили разом. Ввалился экспедиционный аквалангист с двумя товарищами и охапкой ластов и дыхательных трубок. Они пришли показать, какая разница между французским и американским легководолазным снаряжением. Позади них, вертя в руках шляпу, стоял странный человек. Он хотел сказать мне по секрету что-то очень важное. Я не решился пустить его дальше коридора.

– Вы видели статуи на острове Пасхи? – прошептал он, оглядываясь по сторонам: не подслушивает ли кто-нибудь.

– Нет, я как раз собираюсь туда, чтобы посмотреть на них.

Он поднял вверх длинный указательный палец и продолжал с хитрой улыбкой:

– В них сидит внутри человек.

– Человек, в них? – Я ничего не понял.

– Вот именно. – Шепот стал еще таинственнее. – Король.

– А как же он попал внутрь? – поинтересовался я, медленно, мягко оттесняя гостя к двери.