Субмарин - Андреас Эшбах (2017)

Оказывается, это совсем не сложно: берешь три или четыре волокна, связываешь концы и сплетаешь из них что-то вроде косички. Самое хитрое – вплести новое волокно, когда предыдущее заканчивается, причем сделать это так, чтобы всё не развалилось.

Я в жизни ничего не плела, но постепенно начинаю понимать принцип. С этого момента мы сидим рядом, Всегда-Смеется и я, на залитом светом морском дне, и дружно плетем из темных длинных стеблей длинные косы, и теперь мне действительно кажется, будто мы всю жизнь были лучшими подругами.

Чуть позже, днем, до нас докатывается волна радостного беспокойства. Все поднимают головы. Что это? Никто не выглядит удивленным, значит, нет причин беспокоиться. И действительно, вскоре появляется группа охотников, и на копьях у них насажено столько рыбин, что я удивляюсь, как они вообще смогли их унести. Охотники смеются и выписывают в воде залихватские спирали, похоже, они отлично провели время. Когда входят в лагерь, их руки начинают двигаться так быстро, что я не могу за ними уследить. Они говорят о рыбах: как подкрались к ним, как окружили их и гнали друг на друга. О ловких ударах копьями, о стремительно раскинутых сетях. Полоску-на-Животе постоянно хвалят, похоже, она чаще всех попадала в цель.

Она сияет от гордости, показывая всем свою добычу, не менее шести толстых красноватых рыбин.

Пару рыб тут же разделывают те, кто поймал, и раздают всем остальным: это обед. Я угощаюсь вместе со всеми, и мне снова кажется, что я никогда в жизни не ела ничего вкуснее. Пока я жую, я замечаю, что Полоска-на-Животе украдкой смотрит на меня. Забавно, похоже, мы нравимся друг другу.

– Отличный улов, – говорю я ей: как раз от рыбы, которую она поймала, я и пришла в такой восторг.

Она сияет.

– Спасибо!

Вокруг царит дружелюбная неразбериха из сияющих глаз, рук, тянущихся за куском, и пальцев, быстро рисующих жесты. Мы много смеемся, чаще всего беззвучно, но бывает, что раздается и бульканье. То и дело между нами проскакивают маленькие рыбешки и пытаются стащить что-нибудь из добычи, те кусочки, которые ускользают из наших рук.

Как хорошо просто сидеть здесь, просто есть, просто быть. Моя прошлая жизнь, когда я переживала из-за оценок по китайскому, из-за того, где я дальше буду учиться и как буду платить за учебу, кажется мне полузабытым сном.

Когда все сыты, оставшуюся рыбу собирают в большие корзины и каждый, кто может, закидывает такую за плечи. Даже мне доверяют одну. Внезапно всех охватывает чемоданное настроение. Пожитки, которые остаются лежать то тут, то там, собирают и подвешивают к поясам или перебрасывают через плечо. Дети толпятся около матерей, шалости временно забыты. Даже Послушный-Послушный затихает и внимательно следит за происходящим.

Всегда-Смеется с любопытством наблюдает, как я надеваю свой рюкзачок из парасинта.

– Красивый, – замечает она. – И практичный. У всех людей воздуха есть такие?

– Нет, – отвечаю я. – Он у меня недавно.

Я купила его для этого путешествия, но сильно сомневаюсь, что смогу объяснить Всегда-Смеется, что значит «купила».

И мы трогаемся с места. Есть что-то первобытное в том, чтобы отправиться в путь вместе с большой группой людей. Десятки рук и ног совершают мощные гребки. Малыши держатся за своих мам и пап. Дети постарше стараются не отставать от взрослых. Это словно древний караван, который ползет по бескрайней пустыне.

Впереди плывет тот великан, Двенадцать-Жабр. Я вижу, как он говорит:

– Давайте прокатимся на потоке!

И наконец понимаю, о чем речь. Школьная программа мгновенно всплывает в моей памяти. География. «Поток», о котором говорит Двенадцать-Жабр, – это, похоже, не что иное, как Восточно-Австралийское течение, быстрое морское течение, которое омывает всё восточное побережье Австралии и направляется дальше к югу, до самой Сиднейской метрополии.