Крик дьявола - Уилбур Смит (1968)

Затем в ночи прогремел второй выстрел Киллера, и почти в то же мгновение Себастьян получил сильный удар под левую лопатку. Потеряв равновесие, он стал падать вперед и налетел на орудийную башню. Пальцы, безуспешно пытаясь за что-то зацепиться, скользили по гладкому металлу. Его тело, распластавшись, приникло к боковой стенке башни, и кровь из пробитого пулей выходного отверстия, окрасила бледно-серую поверхность орудия.

Ноги подогнулись, и он стал медленно сползать вниз, все еще пытаясь найти судорожно скрюченными пальцами какой-нибудь выступ. Его колени коснулись палубы, и на какой-то момент он замер в позе истового богомольца – упираясь в орудийную башню лбом, коленопреклоненный, с широко разведенными руками.

Затем его руки опали, он стал заваливаться набок и навзничь упал на палубу.

Подоспевший Киллер встал над ним, все еще держа пистолет в опущенной руке.

– Боже мой! – В его голосе слышалось искреннее сожаление. – Это всего-навсего кто-то из грузчиков. И зачем только идиоту понадобилось бежать?! Если бы он остановился, я бы не выстрелил.

Себастьян хотел было спросить у него про Розу. Он хотел объяснить ему, что Роза – его жена, что он любит ее и хотел ее разыскать.

Он пытался сфокусировать взгляд на склонившемся над ним лице Киллера, старательно составляя предложения из своего школьного немецкого.

Но стоило ему открыть рот – он едва не захлебнулся пошедшей горлом кровью. Себастьян мучительно закашлялся, и кровь запузырилась изо рта розовой пеной.

– У него прострелено легкое! – сказал Киллер, а затем – подоспевшим часовым: – Носилки. Быстро. Нужно поместить его в лазарет.

81

В лазарете «Блюхера» было двенадцать коек – по шесть с каждой стороны узкой каюты. На восьми лежали немецкие матросы – пять больных малярией и трое с травмами, полученными во время ремонта носовой части судна.

Роза Олдсмит лежала на дальней от двери койке за раздвижной ширмой. По другую сторону ширмы сидел охранник. С пистолетом на поясе он был целиком и полностью занят просмотром годовой давности журнала, на обложке которого красовалась грудастая блондинка в черном корсете, высоких сапогах и с хлыстом в руке.

Каюта была ярко освещена, и в ней пахло антисептиком. Один из больных малярией бредил – он то смеялся, то кричал. Вдоль коек ходил санитар с металлическим подносом и раздавал утреннюю порцию хинина. Было пять утра.

Ночью Роза спала урывками. Она лежала поверх одеял в полосатом махровом халате, надетом на ночную сорочку из голубой фланели. Халат был на несколько размеров больше, и ей пришлось закатать рукава. Ее распущенные волосы, мокрые на висках от испарины, разметались по подушке. Она выглядела бледной и осунувшейся, с синяками под глазами, а плечо – там, куда ее ударил Фляйшер, – беспрестанно ныло.

Она уже проснулась и лежала с открытыми глазами, глядя в низкий потолок каюты и прокручивая в памяти события, происшедшие с ней за последние двадцать четыре часа.

Ей вспомнился допрос капитана фон Кляйне. Он сидел напротив нее в своей роскошно обставленной каюте и был весьма любезен. Капитан говорил с ней по-английски негромким голосом, несколько смягчая согласные и, наоборот, более напряженно произнося гласные звуки. Язык он знал хорошо.

– Когда вы в последний раз ели? – поинтересовался он.

– Я не голодна, – ответила Роза с нескрываемой ненавистью. Она ненавидела их всех – и этого импозантного джентльмена, и стоявшего возле него высокого лейтенанта, и Германа Фляйшера, сидевшего напротив нее, расставив колени, чтобы поудобнее расположить свой отвисший живот.

– Я закажу поесть, – сказал фон Кляйне, игнорируя ее отказ, и вызвал стюарда. Когда принесли еду, Роза не смогла противиться естественному желанию организма и стала есть, стараясь не выдавать получаемого удовольствия. Колбаса и соленья показались ей необыкновенно вкусными, поскольку она не ела с полудня минувшего дня.