Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр (2006)

— Но, сударыня, — возражает миссис Эллен, — леди Джейн еще совсем слаба. Она сможет ехать не ранее чем через два дня по крайней мере.

Миледи смотрит на меня сузившимися глазами:

— По-моему, она вполне здорова. Детей незачем баловать. А ну-ка, Джейн, вставай, съешь что-нибудь и готовься к завтрашней поездке. Мы должны отправляться.

Когда она уходит, я медленно сползаю с кровати и встаю. Голова у меня кружится, и миссис Эллен приходится меня поддерживать, чтобы я не упала. Я опускаюсь в кресло у огня, а она спешит окутать мои плечи шалью, затем приносит мне горячей похлебки. Пока я ем, она наблюдает за мной.

— Ты не хочешь ехать в Ньюхолл, правда, Джейн? — с подозрением спрашивает она.

— Нет, — отвечаю я. — Это католический дом. И я думаю, что леди Мария не очень-то меня любит.

— Понимаю, — говорит она. — Но, Джейн, ты бы не стала притворяться больной только ради того, чтобы не ехать туда, правда?

— Нет, конечно не стала бы, — чистосердечно признаюсь я. — Я и вправду плохо себя чувствую. Но я также помню о моем долге перед родителями.

— Никогда в этом не сомневалась, — говорит она с улыбкой. — Однако у твоей матушки явно были сомнения. А теперь доедай, тебе это полезно.

Я все еще чувствую слабость и головокружение, когда следующим утром мы садимся в карету, распрощавшись с лордом и леди Уиллоуби. Пока карета катит по грязной колее, считающейся дорогой, направляясь к Ньюхоллу, я сижу, борясь с дурнотой и тоскуя по своей кровати.

Ньюхолл, Эссекс, осень 1550 года.

Ньюхолл грандиозен! Это гигантский дворец в перпендикулярном стиле с фасадом длиной в пять сотен футов, красивыми оконными нишами и просторными дворами. Он принадлежал моему внучатому дяде Генриху Восьмому, который потратил на его перестройку огромные, по словам батюшки, деньги. Это при Генрихе установили красочный королевский герб над входными дверями. Благодаря щедрости короля, дворец может похвастаться и роскошными королевскими апартаментами, прекрасной длинной галереей и теннисным кортом.

Я против воли восхищаюсь великолепием, среди которого живет леди Мария, пусть мне известно, что она одна из возможных наследниц престола и богатейшая женщина в королевстве. Вместе с тем меня неприятно поражают все эти слишком явные проявления ее папистских взглядов, которые портят красоту здания. У нее даже статуи святых в часовне, что должно оскорблять любого доброго протестанта, не говоря уже об оскорблении закона. И оттого я с облегчением слышу, как мои родители, вежливо, но твердо отказываются идти к мессе, потому что это значит, что я должна следовать их примеру. Тем не менее я не хочу обижать мою добрую хозяйку и остаюсь под предлогом болезни.

— Она безнаказанно попирает закон, — замечает матушка батюшке.

Почти все домашние собрались в часовне на вечернюю службу, а мы проводим вечер в отведенных нам покоях. Кэтрин и Мэри уже отправили спать, а меня пока нет.

— Я не понимаю, почему Тайный совет закрывает на это глаза, — говорит милорд, осушая свой кубок.

— Король вынужден проявлять осторожность, — указывает матушка. — Он знает, что вызовет гнев императора, если предпримет какие-либо шаги против сестры.

— Но он пытается на нее давить, — замечает батюшка.

— Но этого мало. Она ведь его подданная, как и все мы. Эти ее мессы совершенно возмутительны.

— Я боюсь за леди Марию, — говорю я.

— И правильно делаешь, что боишься, — поддерживает батюшка. — Она навлекает на себя большую беду.

— Я не об том. Мне страшно за ее душу. Она пребывает в заблуждении, но, кажется, этого не понимает. И вводит в заблуждение души служащих своего дома. Как бы мне хотелось, чтобы она наконец пришла к осознанию правды.

— Она всегда была упряма, как и ее мать, — замечает миледи.

— Необходимо указать ей на ее ошибки, — настаиваю я.