Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр (2006)

— Мне уж совсем не за что любить Нортумберленда, — с обидой начинаю я. — После падения Сомерсета он засадил меня в тюрьму под каким-то смехотворным предлогом. Я испытал жуткое унижение.

— Но ваша светлость все же были восстановлены в Тайном совете, — напоминает мне маркиз Винчестер.

— Да, но боюсь, что ценой собственной чести, — говорю я ему. — Я спрашиваю себя: я, чей род известен со времен Завоевания,[20] как я мог позволить себе служить орудием в руках этого выскочки Дадли? И что меня волнует, так это то, что теперь, в роли королевского свекра, герцог становится еще более самонадеянным, чем он был в качестве лорд-председателя Тайного совета.

Граф Хантингдон, в чьих жилах есть капля королевской крови и которого некоторые прочили на место леди Джейн, хотя он и совсем дальняя родня королевскому дому, со мной согласен.

— Меня больше волнует влияние этого чурбана Суффолка, который разбирается только в лошадях и гончих, — признается он. — И уж конечно мне не хочется видеть королем Гилфорда Дадли.

Маркиз Винчестер сердечно поддерживает:

— Вот это, прежде всего, убедило меня, что герцог зашел слишком далеко. Весь его план выглядит подозрительно. Здесь скорее речь о власти Дадли, а не о сохранении истинной веры.

— Просто уловка, чтобы посадить Дадли на трон, — ворчу я. — Нас всех одурачили.

— А кто бы вам больше приглянулся на троне — Гилфорд Дадли или леди Мария? — спрашивает Хантингдон.

— У леди Марии есть законное неоспоримое право, — отвечает Винчестер. — Я всегда это знал, но когда дело коснулось одобрения указа короля Эдуарда о наследовании, то испугался за собственную шкуру.

— Как и все мы, — вмешиваюсь я, желая, подобно ему, оправдаться за участие в заговоре Нортумберленда. — Но сила оказалась законнее права.

— От леди Марии до сих пор нет вестей, — замечает Хантингдон.

— Вести будут, не сомневайтесь, да не те, которые хочет услыхать Нортумберленд, — вставляет Пемброк. — С каждым днем его положение становится все более шатким. Пока я не узнаю, откуда дует ветер, я не позволю своему сыну вступить в фактический брак с леди Кэтрин Грей. Если леди Мария возьмет верх, я его аннулирую.

Королева Джейн

Тауэр, Лондон, 13 июля 1553 года.

Незадолго до полудня Нортумберленд приносит кипу бумаг мне на подпись. Он, очевидно, чем-то встревожен, и ему с трудом удается изображать обычную для него обходительность.

— Небольшая проблема, ваше величество, — начинает он, безбожно, как потом окажется, преуменьшая размеры этой проблемы. — Ночью я узнал, что изменница Мария до сих пор на свободе, и сегодня на заседании совета было решено, что ваше величество направит приказы наместникам во все графства, веля им защищать ваше законное право на корону и помогать в задержании леди Марии.

Я киваю, догадываясь, что ситуация гораздо серьезнее, чем он хочет ее представить.

— Очень хорошо, — говорю я и подписываю документ. Затем гляжу на герцога и с хорошо разыгранным простодушием спрашиваю: — Скажите, милорд, возможно ли, чтобы вы возглавили армию против моей кузины? При вашем богатом военном опыте вы справитесь с этой задачей.

Он изумлен моей прямотой и на мгновение теряется.

— Для меня не было бы большей чести, сударыня, — отвечает он с запинкой, — но все же мои обязанности принуждают меня оставаться здесь, в Лондоне.

Это ложь, я уверена. Он боится покидать Тауэр, но, конечно, не может этого признать.

Он продолжает:

— Сегодня, сударыня, я велел начать приготовления для общего сбора войск у Вестминстера, и мои офицеры в данный момент собирают рекрутов. Каждому солдату выплатят месячное жалованье.

Аргументы обоснованные, но я ведь не глупа: догадываюсь, что он подкупает солдат, платя им заранее, чтобы они не дезертировали, если дойдет до гражданской войны. Откуда, интересно знать, берутся деньги, учитывая, что моя казна пуста?