Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр (2006)

Время родиться и время умирать, и день нашей смерти лучше дня нашего рождения.

Ваш, и Бог тому свидетель, истинный друг.

Сэр Джон читает мои слова. Говорить он не может. Он молча кивает в знак благодарности и уходит.

Сдерживая слезы, я сажусь и принимаюсь сочинять речь, которую произнесу с эшафота. Она не будет длинной, ибо по утрам бывает холодно и люди не должны подумать, будто я оттягиваю свою казнь. Также не должно создаться впечатления, что я недовольна королевой или своим приговором, иначе дело кончится конфискацией всего имущества нашей семьи, если еще что-то осталось, мрачно думаю я. Батюшка, конечно, будет обесчещен и лишен жизни, титулов и владений. Последнее отойдет короне, обрекая матушку и сестер на жизнь в нищете. Посему я ничего не скажу против королевы. Мне на самом деле и нечего сказать.

Я переписываю чистовую копию готовой речи, когда снова приходит сэр Джон:

— Сударыня, совет направил мне письмо. Ваш муж Гилфорд Дадли просил у королевы позволения попрощаться с вами лично, и ее величество удовлетворили его просьбу. Остается спросить только вашего согласия.

От одной лишь мысли об этом внутри у меня все сводит судорогой. Только не Гилфорд. Он принадлежит к той части моей жизни, которую я уже оставила позади.

— Как мой муж? — спрашиваю я.

Сэр Джон качает головой:

— Боюсь, совсем пал духом. Его надсмотрщики передают, что он на грани безумия. Без конца плачет и ропщет на свою несправедливую, как он полагает, судьбу. У него нет вашего мужества, миледи. Если бы вы согласились увидеться с ним, то, возможно, он бы немного успокоился.

— Нет, я предпочла бы этого не делать. Мне жаль его, но, признаться, я бы этого не вынесла. Но все же передайте ему, что я желаю ему, во имя любви к Господу, смиренно пережить горестные часы, ибо вскоре мы обретем друг друга в лучшем из миров. Еще передайте ему, что я буду смотреть из окна, как он пойдет на Тауэр-хилл в понедельник.

— Я передам ему ваши слова, — обещает комендант. Когда он уходит, я снова сажусь за стол.

Это ожидание — чистый ад. Последние дни напоминают самую изощренную на свете пытку. Я думаю, что смерть, когда она настанет, будет мне поистине мила. По крайней мере, тогда я обрету покой.

Миссис Эллен

Тауэр, Лондон, 11 февраля 1554 года.

Обезумев от горя, я плачу в подушку, как и все ночи с прошлой среды. Подушка промокла насквозь, а я шатаюсь от бессонницы. Ничего другого я не могу сделать, чтобы не рыдать в голос. И вместо того ворочаюсь с боку на бок, без конца громко всхлипывая.

Моя девочка, мое дорогое дитя, которое я заботливо взращивала с рождения, словно собственную плоть и кровь, утром будет зарублена топором насмерть, всего через несколько часов. Я так ее люблю, так лелею — и сейчас ничем не могу ей помочь.

Думать о том, что ей суждено кончить вот так, безвременно почить в самом расцвете юности, — невыносимо.

Это противно природе, такое истребление молодой жизни. В шестнадцать лет Джейн должна быть озабочена, подобно большинству своих ровесниц, домашними хлопотами; ей следует быть хозяйкой собственного дома, иметь в детской одного, по крайней мере, младенца и страстного мужа в постели. А еще заниматься теми обычными делами, которыми занимаются молодые женщины ее возраста: командовать слугами, чинить мужу сорочки, заготавливать припасы в кладовой, надзирать за няньками. А вместо того ее жизнь вдруг обрывается кровавым концом.