Неукротимый, как море - Уилбур Смит (2009)

— Прости меня, Николас… Видишь, я в первый раз прошу у тебя прощения. Сегодня такой день, когда многое происходит впервые… Мне очень, очень стыдно за все те мои поступки, которые причинили тебе боль. Всем сердцем хотела бы я стереть прошлое и начать с чистого листа.

— К сожалению, моя дорогая, мир устроен по-другому.

Невероятным усилием воли Ник сбросил путы наваждения и поспешно отступил на шаг. Ведь еще миг — и он прильнул бы к мягким алым губам.

— Позвоню, как только что-нибудь узнаю, — пообещал он, застегивая верхние пуговицы пальто, и распахнул дверь.

Николас торопливо сбежал со ступенек, чувствуя, как щеки заливает румянец от кусачего холода. Как он ни старался, аура женского присутствия не отставала ни на шаг, а кровь ускоренно бежала по жилам не только из-за физического напряжения.

В эту минуту — и с полнейшей убежденностью — он понял, что не относится к тем мужчинам, которые способны по желанию «включать» и «выключать» в себе любовь.

«Вы прямо какой-то весь старомодный…» Слова, брошенные Самантой, ясно прозвучали в голове. Конечно, она права: на Ника наложено проклятие… Так сказать, наброшена сеть, сплетенная из лояльности и прочих эмоций, которые ограничивают свободу его действий. Сейчас он нарушал одно из собственных правил: всегда двигайся вперед. Сейчас он описывал разворот в обратную сторону.

Да, он любил Шантель Кристи всеми фибрами души и почти половину жизни посвятил «Флотилии Кристи». Теперь Ник начинал постигать новую для себя истину: эти вещи не изменятся никогда — он, Николас Берг, вечно будет заложником собственной совести…

Подняв глаза, он с удивлением обнаружил, что очутился напротив Кенсингтонского музея естественной истории на Кромвель-роуд, и направился было к главному входу, однако часы показывали уже без четверти шесть, и ворота оказались на замке. Впрочем, Саманта все равно не проводила бы время в открытых для публики залах; скорее она скрылась где-то в лабиринте хранилищ под громадным зданием. В считанные дни девушка обзавелась полудюжиной поклонников из числа сотрудников музея. Ник почувствовал укол ревности, представив Саманту в кругу других людей, общением с которыми она наслаждается и с удовольствием предается научным беседам… Она вообще, наверное, позабыла о его существовании.

Тут Ник сообразил, что несправедлив к ней: ведь лишь минутами ранее в нем, можно сказать, кипели воспоминания о другой женщине. Лишь теперь он начинал отдавать себе отчет в том, что можно быть одновременно влюбленным в двух разных женщин двумя совершенно разными способами.

Обеспокоенный, раздосадованный, раздираемый конфликтующими чувствами лояльности и привязанности, он пошел прочь от закрытых кованых ворот музея.

Квартира Николаса располагалась на пятом этаже одного из перестроенных и заново декорированных зданий возле Квинс-Гейт.

Внутри все выглядело так, словно здесь побывал цыганский табор. Ник так и не удосужился развесить картины, не расставил книги по полкам. Полотна в рамах были прислонены к стенкам холла, а книги стопками выстроились в самых неожиданных местах на полу гостиной. Ковер до сих пор не раскатали, и он сиротливо лежал вдоль плинтуса. Из всей обстановки в глаза бросались два кресла напротив телевизора да еще пара стульев возле обеденного стола.

Что и говорить: чисто утилитарное место для сна и приема пищи, с минимальным набором удобств. За прошедшие два года он, наверное, провел здесь не более двух месяцев, да и то не подряд. Жилище — но предельно обезличенное, в нем не было ни тепла, ни воспоминаний.