Ярость - Уилбур Смит (1987)

Мяч поднимался, вот он взмыл над защищенным пространством, и его подхватил ветер. До того как побежать, Лотар изучал флаги на крыше трибуны, и теперь ветер повернул мяч, но недостаточно, о боже, почти недостаточно. Но, достигая высшей точки траектории, мяч постепенно утрачивал разгон, и когда он замедлил движение, ветер взял верх, изогнув траекторию полета круче влево, и стон Манфреда перешел в радостный крик: мяч пролетел точно между столбами, задев белый поперечный брусок, и сигнал судьи оповестил о конце матча.

Друг юности Манфреда Рольф Стандер колотил его по спине, поздравляя:

– Старина, я говорил тебе, он будет настоящим прыгуном, точно как его папаша!

На поле Лотара окружили товарищи по команде и обнимали его, а с трибун устремились толпы поклонников.

– Пошли, спустимся в раздевалку.

Манфред взял друга за руку, но пройти оказалось не так-то легко. Через каждые несколько шагов их останавливали поздравляющие; Манфред улыбался, пожимал им руки, принимал поздравления. И хотя это было частью его жизни – сама его душа питалась восторженными похвалами и огромным уважением, которое проявляли к нему все, даже самые богатые и знаменитые, – сегодня Манфреда раздражало, что его задерживают на пути к сыну.

Лотар был в центре толпы обнаженных молодых людей, которые пели и по-товарищески боролись, но, увидев отца, вырвался и сразу подошел к нему, одетый только в испачканные травой шорты; его великолепное тело блестело от пота, в руке он сжимал коричневую пивную бутылку. Лицо его светилось от радости и сознания собственного достижения.

– Сын…

Манфред протянул правую руку, и Лотар радостно схватил ее.

– Сын, – повторил Манфред, но голос изменил ему, и глаза затуманились от гордости. Он потянул сына за руку, прижал к груди и беззастенчиво обнимал, пот Лотара запятнал его рубашку, а товарищи по команде радостно вопили.

Втроем: Манфред, Рольф Стандер и Лотар – они ехали домой в министерском «кадиллаке». Они были счастливы, как школьники, улыбались и подталкивали друг друга, пели старые непристойные песни регбистов. Когда остановились на светофоре, прежде чем повернуть на шоссе Яна Сматса, которое через тридцать миль холмистого высокого вельда понесет их в Преторию, среди машин опасно замелькали два черных мальчика; один из них через боковое стекло «кадиллака» посмотрел на Манфреда, нахально улыбнулся и протянул экземпляр «Мейл»; на руке у него лежала пачка таких газет.

Манфред собирался нетерпеливым жестом прогнать его: «Мейл» – английская газетенка. Но тут он увидел заголовок: «Апелляция отклонена: убийца Гай Фокс будет повешен», опустил боковое стекло и бросил мальчишке монетку.

Газету он передал Рольфу Стандеру, кратко приказав:

– Читай! – и поехал дальше.

«Этим утром апелляция Мозеса Гамы по делу об убийстве и двух покушениях на убийство в кейпское отделение Верховного Суда была отклонена полным составом Апелляционного суда в Блумфонтейне. Подтверждена назначенная дата казни через повешение».

– 

Ja, goed.

Хотя Манфред слушал, сосредоточенно хмурясь, он испытал огромное облегчение. Все предыдущие месяцы газеты и публика воспринимали дело Гамы как тесно связанное с Манфредом Делареем. То, что он лично произвел арест, и то, что он министр внутренних дел, в общественном сознании соединилось, и теперь прохождение этого дела считали показателем силы и успешной работы полиции и

kragdadigheid– личной силы и влияния Манфреда.

Больше любых других качеств африкандерский

Volkтребовал от своих вождей силы и решительности. Этот случай, это явление людям черной опасности и кровавой революции вызвало по всей стране напряженное чувство незащищенности, большой угрозы. Люди хотели уверенности в том, что их безопасность и безопасность государства в сильных руках. Манфред с его обостренным политическим чутьем понимал, что его судьба уже метнула кости.