Вторая мировая война - Энтони Бивор (2013)

Немецкие офицеры были еще больше озабочены недовольством в рядах своих войск. Они были в ужасе, когда слышали, как молодые солдаты в ответ советским громкоговорителям, призывающим их сдаться, кричали, отправят ли их в Сибирь, если они сложат оружие. Офицеры немецкой Четвертой танковой армии, которая противостояла войскам Конева на реке Нейсе, конфисковали все белые платки, чтобы их не смогли использовать как сигнал капитуляции. Тех, кто пытался спрятаться или дезертировать, хватали и гнали рыть траншеи на ничейной земле. Многие командиры прибегали к отчаянной лжи. Они говорили, что на помощь движутся тысячи танков, против врага будет использовано новое чудо-оружие и даже то, что западные союзники присоединятся к ним для борьбы с большевиками. Младшим офицерам было приказано без сожаления стрелять в колеблющихся, а если их солдаты побегут, тогда им лучше самим застрелиться.

Один обер-лейтенант люфтваффе, командир сборной роты еще даже не закончивших подготовку техников, стоял в окопе рядом со старшим унтер-офицером. Тот дрожал. «Скажите, – спросил он у командира взвода, – вам тоже холодно?» – «Мы не замерзли, герр обер-лейтенант, – ответил тот, – нам страшно».

Накануне решающего сражения солдаты Красной Армии брились и писали письма домой. Саперы работали уже в темноте, разминируя пути наступления. Чуйкову пришлось проявить самообладание, когда он увидел, приближавшуюся к его КП на Райтвайн-Шпур колонну штабных автомобилей с включенными фарами, доставивших маршала Жукова и его окружение.

16 апреля в 5 часов утра по московскому времени, на два часа меньше по берлинскому, «бог войны» маршала Жукова открыл огонь из 8983 орудий, тяжелых минометов и «катюш». Это был самый мощный огневой вал за всю войну: только в первый день выпустили 1 млн 236 тыс. снарядов. Интенсивность огня была такова, что даже на расстоянии 60 км, в восточной части Берлина, дрожали стены. Чувствуя, что началось большое наступление, домохозяйки вышли из домов и вполголоса разговаривали с соседями, тревожно поглядывая на восток. Женщины и девушки рассуждали о том, придут ли первыми в Берлин американцы, чтобы спасти их от Красной Армии.

Жуков был доволен своей идеей использовать 143 прожектора, чтобы ослепить противника. Но ни бомбардировки, ни прожекторы не помогли его войскам. Когда пехота двинулась вперед с криками: «На Берлин!», наступавшие четко выделялись на фоне света прожекторов, их движение было замедлено из-за того, что земля под ногами была взрыта воронками. Как ни странно, но огонь артиллерии был сосредоточен на первой линии обороны, хотя Красная Армия знала о тактике немцев отводить всех, кроме незначительных сил прикрытия, когда ожидалось крупное наступление.

Жуков, всегда тщательно обследовавший местность перед наступлением, теперь пренебрег этим. Он положился на данные воздушной разведки, но аэрофотоснимки не давали представления о том, насколько сильной была оборона Зееловских высот. Сначала 8-я гвардейская армия Чуйкова слева и 5-я ударная армия генерал-полковника Берзарина справа продвигались довольно быстро. Как только они захватили хребет, между ними прошла 1-я гвардейская танковая армия. На рассвете, на бреющем полете, пролетая между фонтанами грязи, поднятой снарядами, штурмовики бомбили и обстреливали немецкие позиции. Их самой большой удачей было попадание в центральный склад боеприпасов немецкой Девятой армии, который взорвался с огромной силой.

Оставшиеся в живых ошеломленные немцы бежали с линии фронта на склоны Зееловских высот и кричали: «Иван идет!» Спасались бегством и проживающие в деревнях позади немецкой линии обороны местные крестьяне со своими семьями. «Беженцы бегут мимо нас, как существа из подземного мира, – писал молодой солдат, – женщины, дети и старики – заспанные, некоторые – полураздетые. На их лицах отчаяние и смертельный страх. Плачущие дети, вцепившиеся в руки своих матерей, смотрят испуганными глазами на крушение мира».