Слишком поздно - Алан Александр Милн (1939)

Говорят, преимущество Напской Иглы по сравнению с Маттерхорном заключается в том, что самая трудная часть подъема на самом деле неопасна, а самая опасная на самом деле нетрудна. Опасный участок, как и можно ожидать, расположен ближе к вершине. Вначале ползешь наискось по плоской грани камня, заклинив левую ногу от колена до щиколотки в трещине и подобно троллейбусу поднимаясь вслед за этой левой ногой. Если бы не моральная поддержка Кена, который выкрикивал мне вслед цитаты из руководства, утверждающего, что этот трудный процесс ничуть не опасен, я бы наверняка сдался. Действительно, моя левая нога намертво застряла в трещине — в этом я убедился, когда попробовал ею пошевелить, — а отдельно от ноги в пропасть при всем старании не свалишься, но все остальное мое туловище чувствовало себя ужасно беззащитным. Каждая клеточка буквально вопила: «Глупость это все, сидели бы лучше в Эссексе!» Внезапным рывком, опровергающим книжную премудрость, я высвободил ногу и передвинул ее вверх по трещине. Подобно Сарданапалу, «раб случайностей, игра любому вздору»[28], и в первую очередь раб собственного легкомыслия, я пыхтел, поднимаясь все выше (туда, откуда дальше падать). Наконец настал момент, когда продвигаться вперед стало уже невозможно. Бочком-бочком, с ногою в трещине и сердцем, застрявшим где-то в горле, я вернулся к Кену.

— Не выходит, прости.

— Глухо?

— Абсолютно. Это не так просто, как мы думали.

— Давай, я попробую?

В другой ситуации я наверняка сказал бы: «Ну знаешь, если я не смог, не сможешь и ты» или: «Да ты что! Подумай о Мод!». Но тогда я сказал: «Давай пробуй». Мне хотелось прилечь.

Вскоре Кен спустился обратно, и мы принялись изучать легкую категорию.

— И все-таки, — сказал Кен, оглядываясь на Иглу.

— Все-таки, — откликнулся я.

— Скажи: «Я могу».

— Я могу.

Мы встали.

— Может, я тебя снизу подтолкну?

— Слушай, а что веревка делает?

— Болтается.

— Это правильно?

— Ну я не знаю, что еще она может делать.

— Я тоже не знаю. Не нравится мне вид того опасного участка перед самой вершиной, а тебе?

— Может, когда мы туда доберемся, вид будет приятнее?

— Угу. Ладно, полезли. Черт возьми, не возвращаться же просто так с этой веревкой. Вперед!

На этот раз дело пошло чуть легче. Я чувствовал себя более похожим на трамвай, нежели на автобус[29]. Добравшись до места, где застрял в прошлый раз, я дождался, пока рука Кена дотянется до моей пятки. При такой поддержке я выпрямил согнутую в колене левую ногу и ухватился рукой за выступ чуть повыше. Мы продолжали в таком духе, пока до трудного места не добрался Кен — к тому времени я был почти у цели. Вскоре мы сидели рядышком на скальном выступе, счастливо отдуваясь. «Трудный» участок остался позади.

Перед нами была отвесная скала, по форме напоминающая нижнюю часть равнобедренного треугольника, высотой около пятнадцати футов. Примерно на середине высоты шел узенький выступ. Оуэн Глинн-Джонс для тренировки подтягивался, уцепившись пальцами за край каминной полки (чем, наверное, доводил до исступления своих домашних). Вероятно, все настоящие скалолазы так делают. А нас, обычных туристов, в трудных случаях спасала взаимовыручка.

Совершая такой подъем, невозможно заблудиться. Каждая расщелина описана в книгах и руководствах, каждый уступчик отмечен шипованными ботинками тех, кто прошел здесь до тебя. До вершины мне оставалось найти одну опору для ноги и один выступ, чтобы ухватиться рукой, и я знал, где они расположены. Я сместился влево и заглянул за угол.