Слишком поздно - Алан Александр Милн (1939)

Сказано — сделано. Литагент Барри Пейна помог мне найти заказчика. Книгу напечатало издательство «Элстон риверз»: один шиллинг в бумажной обложке, один шиллинг и шесть пенсов в тканом переплете.

Благодаря чьему-то неоправданному оптимизму, я получил аванс в пятнадцать фунтов — давно уже я не видел столько денег сразу. В печати появились одна-две рецензии. В «Шеффилд дейли индепендент» (я с тех пор живо интересуюсь этой газетой) высказались так: «Единственная часть этой книги, которую можно читать, — заглавие». Наверное, они сами не знали, как убийственно их отзыв на меня подействовал.

Несколько лет спустя Э. В. Лукас прочел этот сборничек и подал идею: выкупить издательские права, добавить несколько глав и выпустить книгу заново, уже по шести шиллингов. Я позаимствовал у матушки ее экземпляр, перечитал и спешно выкупил за пять фунтов права на переиздание, чтобы никто и никогда не мог снова ее напечатать. Иногда я встречаю это название в книжных каталогах — слава Богу, с пометкой «очень редкая».

В подшивке «Панча» за первое полугодие скопилось около десятка моих заметок, а осенью мне, на этот раз официально, предложили написать серию рассказов. Я написал. Получилось не очень хорошо, хотя и не очень плохо. К концу года я заработал почти сто двадцать фунтов. На жизнь пока хватало, но что ждало меня в будущем — скажем, лет через пять? Как правило, я о таких вещах не задумывался, однако случилось так, что я сидел в парке Баттерси в тесных ботинках, которые в этот прохладный февральский денек жали еще сильнее обычного, и старался думать о чем угодно, только не о том, что придется еще возвращаться пешком на Веллингтон-сквер. О чем я мог мечтать — помимо того чтобы снять наконец-то треклятые ботинки? В двадцать четыре человек должен быть уверен, что к тридцати прославится. Как мне стать знаменитым к тридцати? Видимо, способ только один: написать роман. Настоящий роман, за шесть шиллингов, о котором заговорят во всех гостиных.

Сидя в тапочках у очага, я решил, что начну роман в понедельник. Уеду в деревню, как делают многие начинающие писатели, и целиком посвящу себя работе. Роман будет называться «Жена Филипа». С чего, почему — понятия не имею. Это все, что я о нем помню. Стремясь доказать себе, что мои планы не пустая химера, я сообщил руководству «Панча», чтобы не ждали от меня рассказов в ближайшие месяцы, так как я уезжаю в деревню писать роман и целиком посвящу себя работе. Письмо, естественно, попало к Оуэну Симану, поскольку мое общение с Бернандом ограничилось тем, что он почти собрался прочесть миниатюры в поезде. Руди прислал записку: «Оуэн показал мне ваше письмо. Не принимайте окончательного решения об отъезде из Лондона, пока не поговорите с ним».

Два дня спустя, уже в других ботинках, я явился в редакцию «Панча». Однажды я здесь был — встречался с Симаном в кабинете помощника редактора. Тогда я сам напросился на встречу, чтобы упрочить свое положение постоянного автора. На сей раз инициатива исходила от него, и разговаривали мы в комнате главного редактора. Бернанд наконец-то ушел в отставку и переехал в Рамсгит.

Новый редактор всячески приуменьшал значимость своего повышения. Ему требовался человек, на кого свалить самую нудную рутинную работy — кто приходил бы, скажем, пару раз в неделю на половину рабочего дня и разбирал почту. Разумеется, сперва я должен пройти испытательный срок, и, конечно, я не могу рассчитывать, что сразу получу место за редакционным столом, очевидно то и, безусловно, это, но в целом все сводилось к простому вопросу: не хочу ли я стать помощником главного редактора «Панча»?

Совершенно неправдоподобное предложение.

— Владельцы считают, что за неполный рабочий день двухсот пятидесяти фунтов в год будет… э-э… более или менее достаточно.

Совершенно неправдоподобное предложение.

— Что касается ваших собственных рассказов, их будут оплачивать по двойному тарифу, и, естественно, мы ждем от вас по рассказу в неделю.