Слишком поздно - Алан Александр Милн (1939)

Наутро мне в самом деле доставили пять фунтов, а за ними, к моему ужасу, через пару дней последовали еще пять. Руди Леман, в каком-то смысле толкнувший меня на писательский путь, живо интересовался моими успехами, и я постоянно сообщал ему свежие новости. Я ему описал в юмористическом ключе эпопею с банком, и он в ответ прислал чек на пять фунтов: «Заплатите, когда ваш баланс придет в норму». Он был потрясающе добр, но я не настолько нуждался в деньгах и к тому же страшно не любил одалживаться. Так что я их вернул, выждав неделю-другую — якобы за это время мой баланс пришел в норму.

Отныне у меня не было ничего сверх моего заработка. Мне требовалось сто фунтов в год, то есть восемь гиней в месяц. Скажем, три от «Панча», два от «Ньюс», одна от «Сент-Джеймс» — вполне реально. И еще две гинеи набежит от публикаций в других лондонских периодических изданиях, за исключением «Гибберт джорнал» — я совершенно потерял к нему интерес. Что ж, и это вполне реально. А как насчет «Ивнинг ньюс»? Им я еще ничего не посылал. Я послал кое-что в «Ивнинг ньюс». Ч. Э. Бертон, их литературный редактор и самый плодовитый стихотворец в Лондоне, назначил мне встречу.

— Мне понравилась ваша заметка, пойдет в завтрашний номер.

— Хорошо.

— Смешно и ненатужно.

— Я очень старался.

— Не хотите ли писать нам что-нибудь в том же духе каждую неделю?

— Буду счастлив.

— Великолепно!

Я ждал продолжения, но его не последовало.

— Э-э… А сколько… То есть…

— А-а, одну гинею, — ответил он жизнерадостно.

Я молчал.

Он прибавил от широты души:

— Каждую неделю.

— Не слишком много…

— Зато постоянный гарантированный доход. Подумайте, как обрадуется Амелия!

Амелией звали ту девушку, которую я иногда брал с собой на прогулку в «Сент-Джеймс газетт». Я покраснел — не от смущения, поскольку на самом деле никакой Амелии в то время не существовало, а от гордости, что кто-то поверил, будто она настоящая.

— Нельзя ли сделать так, чтобы стало тридцать шиллингов? Тогда я смогу чувствовать, что мои заметки печатаются у вас не от случая к случаю, а на прочной основе.

— Понимаю вашу точку зрения. Пусть будет двадцать пять. Это достаточно прочная основа.

— Да, конечно. Большое спасибо.

Не требовалось высшего образования по математике, чтобы подсчитать, что в итоге выходит шестьдесят пять фунтов в год. А я уже решил, что от «Панча» буду получать за год не меньше тридцать пяти. Какой отсюда следует вывод? Очевидно, бегом в Сомерсет-Хаус, перехватить Кена, пока он не ушел, и вместе где-нибудь недорого поужинать. Сто фунтов в год мне обеспечены — это надо отметить.

2

В марте отцу исполнялось шестьдесят. В шестьдесят он собирался уйти на покой. Отец пошел на это ради матушки: «Ты же ее знаешь — пока есть работа, которую она в состоянии сделать, она будет трудиться. До сих пор сама режет мясо к обеду! А годы уже не те. У нее была трудная жизнь, пусть наконец отдохнет». Матушка же говорила: «Все это чепуха, милый. Ты же его знаешь. Я в жизни своей ни дня не болела. А отец у тебя здоровьем слаб. Он всю жизнь надрывался, ему нужно наконец отдохнуть».

Предстоящие годы в отставке привлекали отца больше, чем матушку. Ему казалось, что для него открыты любые сферы деятельности, кроме разве что искусства. Самая ответственная должность будет ему по плечу. Иногда он рассказывал нам, что намерен делать, если вдруг станет премьер-министром, лордом Робертсом или президентом Мэрилебонского крикетного клуба. Воображаемые диалоги между отцом и будущими подчиненными излагались всегда прямой речью, что придавало им удивительую реалистичность.

— Вызываю я главу администрации и говорю ему: «Давайте-ка»…