Слишком поздно - Алан Александр Милн (1939)

В августе я написал очень смешной, по моему мнению, диалог о знаменитых борцах, Гаккеншмидте и Мадрали[33]. Я даже видел их матч: заплатил четыре фунта десять шиллингов за место, опоздал на шестнадцать секунд и в результате пропустил первый, пятнадцатисекундный раунд. Зато увидел второй — он продолжался полторы минуты. Дорогостоящий вечер, очень хотелось добиться возмещения хотя бы части расходов. Редактор «Сент-Джеймс газетт» компенсировать не пожелал, равно как и редактор «Вестминстера» и все прочие лондонские редакторы. Я печально бросил диалог в мусорную корзину. Жизнь вдруг показалась необычайно трудной. Вдруг я вспомнил, что есть еще такой журнал — «Панч» и там дают пару шиллингов за статью. Все равно больше никому мой диалог не нужен, а полкроны — это, как говорится, полкроны. Вряд ли мне заплатят меньше. Я вытащил листки из корзины, отряхнул от пыли и послал в «Панч». В «Панче» диалог напечатали и прислали мне чек на два фунта пять шиллингов.

Все снова было прекрасно. Я доказал, что способен прокормить себя литературой. Когда-нибудь я стану редактором «Панча». Не было в Лондоне человека счастливее меня.

В сентябре исполнился год моего писательства. Я заработал двадцать фунтов и потратил все отцовское наследство.

Глава 11

1

Отец «всегда говорил» (а в случае моего отца эта фраза приобретает почти буквальный смысл), что природа предназначила ему быть миллионером. У него был дар тратить деньги легко и со вкусом. Этот дар я унаследовал. Правда, у нас транжирство сочеталось с шотландским здравомыслием и пресвитерианским страхом «неправильности» в денежных делах. Мы заранее определяли для себя рамки допустимого и в их пределах пускались во все тяжкие. Уж если решено, что такую-то сумму позволительно потратить, то тратили мы ее безоглядно. Сегодня я могу жить счастливо без машины и без загородного домика, но я не смогу быть счастлив, если придется ограничивать себя в покупке мячей для гольфа, в поездках на такси, хороших местах в театре и на трибунах крикетных матчей, рубашках и пуловерах, чаевых, подписке на газеты и журналы, книгах и хороших винах. В сущности, для меня расточительность в мелочах важнее одной крупной траты. А когда мои доходы вынуждали обходиться без всех приятных вещей, перечисленных выше, я был доволен и счастлив, напропалую тратя деньги на автобусные билеты и сливочное масло.

А потому, зная, что у меня лежат в банке триста фунтов, я их тратил в своем стиле. Много на табак, практически ничего на крепкие напитки. Кеб до «Лорда», ибо к «Лорду» можно подъезжать только в кебе (ах, как много потерял этот ресторан с исчезновением кебов!), а в прочие места на автобусе, причем исключительно наверху (ах, как много Лондон потерял с появлением двухэтажных автобусов!). Футбол и крикет между выпускниками Вестминстера по субботам. Пока я еще был богат — обеды и театр с Кеном. Я вроде бы ничего и не тратил, а деньги улетали.

Кен два месяца влачил жалкое существование в конторе неподалеку от Стрэнда. Ему открылся главный недостаток юридического образования: в конце концов неизбежно становишься юристом. Кену это занятие совсем не понравилось. Кто-то ему сказал, что в министерстве есть департамент, куда берут исключительно юристов. Пожалуй, впервые в жизни долготерпеливый Кен взбунтовался, подал в отставку, два месяца трудился в поте лица и поступил на службу в Отдел по налогам на наследство. Теперь он вздохнул спокойно: будущее решено раз и навсегда. Каждый день в час пополудни я шел пешком по Флит-стрит по направлению к Стрэнду, а Кен шел от Сомерсет-Хауса в сторону Флит-стрит, мы встречались и вместе обедали.

Однажды я написал о Кене и его коллегах,

…что в департаменте сбираются беспечно

И сплетни светские мусолят бесконечно.

Искусство и театр дотошно обсудив,

Обедают до трех, но — кончен перерыв.

Работа ждет… и, написав едва

На бланке форменном священные слова: