Клык и коготь - Джо Уолтон (2003)

– Тогда и ты сделай то же самое, – сказала Эйнар. – Если тебе не суждено выйти замуж, ты это поймешь. Если нет, то кто из нас первой найдет мужа, та и даст кров другой. Будет так хорошо жить вместе, как мы всегда жили. Мне будет так не хватать тебя у Беренды.

– Я буду навещать тебя, – сказала Селендра. – Беренда уже пригласила меня. Я приеду на несколько недель или на месяц будущей весной. В доме Пенна нет места, чтобы ты смогла навестить меня, но мы не станем друг другу чужими.

– Но если ты встретишь какого-нибудь дракона в Бенанди, он будет для меня совершенным чужаком.

– Я сомневаюсь, что вообще когда-нибудь выйду замуж, – сказала Селендра. – Я думала, что хочу этого, но все, что случилось, так неприятно, что может полностью изменить мои желания. Мне следует остаться девой, старой и серой, а ты будешь рубиново-красной знатной дамой, и мы всегда будем жить вместе. – Селендра так зевнула, показав полный набор клыков и огромный красный зев пасти, что любая мать, гувернантка или няня сочли бы это неподобающим для драконицы.

– Та из нас, кто первой встретит и полюбит дракона, примет его, только если другая знает и почитает его, а после мы все будем жить вместе, – сказала Эйнар.

– Я клянусь в этом, – сказала Селендра, обнимая сестру.

– И я клянусь в этом, – повторила Эйнар, обнимая Селендру в ответ.

Селендра откинулась на своем золоте, снова зевнула, уже более подобающим образом, прикрывая пасть крылом, и заснула. Эйнар смотрела на нее некоторое время, чувствуя первые подступы тоски от предстоящей разлуки. Разлука с Селендрой казалась Эйнар такой же бедой, как смерть отца. Она уселась при входе в пещеру и приготовилась охранять сестру от любых напастей, что могут приключиться.

11. Сюрпризы для Пенна

Сразу после завтрака Пенн устроился повыше на скале и провел целый день в молитвах всем трем богам. Он молил о милости для Селендры и о мудрости для себя, чтобы поступить с ней правильно, о душе своего отца, которая все еще летела навстречу перерождению. Он бы отправился в старую церковь, где впервые познал богов, если бы не вероятность встретить там Фрелта. Чем больше он думал о Фрелте, тем больше сердился. Он пытался простить его, как следовало бы священнику, он пробовал думать о нем лучше, и он старался обрести покой с помощью медитации. Прощения для Фрелта он не нашел, и думал о нем тем хуже, чем больше рассматривал обстоятельства случившегося, но наконец обрел нечто вроде покоя, сидя на самой высокой точке утеса, в окружении ветров и облаков, снова и снова повторяя молитву о душе своего отца.

Когда он спустился вниз, первым ему встретился брат. Эйван тоже провел целый день в мыслях о Селендре. Предложение Фрелта затмило для обоих братьев даже грубость Сиятельного Даверака. Серебряные глаза Пенна, когда он вошел, вращались всего раз или два в минуту, будто он отсутствовал здесь и смотрел куда-то вглубь себя. Он почти споткнулся об Эйвана, который полулежал на уступе, преграждая брату вход.

– Я кое-что надумал относительно Селендры, – сказал Эйван. Пенн моргнул, осторожно отступил и попытался вернуться разумом в настоящее, теряя в процессе возвращения все с трудом приобретенное спокойствие.

– Что именно? – спросил Пенн. – Я не вижу другого выхода, кроме того, что придется ей выйти за него замуж.

– Я знал, что ты так подумаешь, но, может быть, есть и другое решение. – Эйван улыбнулся и, переменив положение, сел, поджав задние лапы и обернув вокруг них хвост, передние же сложил на груди. – У меня есть хороший друг, Благородна Рималин. Она держит дом в Ириете, и еще один в деревне где-то на севере. Ее муж – министр в правительстве.

– Кажется, я слышал о нем, – сказал Пенн, хотя и не имел друзей среди политиков. Он все еще оставался в крайнем недоумении, к чему ведет брат.