Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные - Роберт Фолкон Скотт (2009)

Понедельник, 20 февраля. Пройдено 29 миль; отличный переход по твердой, чисто выметенной ветром поверхности. Первые 17 миль шли при низкой температуре, было очень холодно. Вдруг ветер переменился, и температура так поднялась, что ко времени остановки стало совсем тепло, казалось даже жарко. Собаки устали, но отнюдь не выбились из сил. Всю вторую половину перехода они бежали бодрой рысцой с удивительно равномерным ритмом. Я часто слезал с саней и бежал по нескольку миль, поэтому, думаю, сегодня хорошо высплюсь. Квартирмейстер Эдгар Эванс в лагере № 8 оставил тюк сена, не захватив и другой тюк, который должен был взять из склада. Это доказывает, что его лошади в хорошем состоянии. Надеюсь послезавтра найти их в целости и невредимости.

На этом переходе мы любовались чудными световыми эффектами на южной части неба, при низко стоящем солнце. Над нашими головами, на серовато‑синем фоне, плыли ярко‑розовые облака. Вдали, как сквозь дымку, местами блестели освещенные солнцем горы.

Здесь крайне трудно предсказать, что случится завтра. Иногда южное небо смотрит мрачно и грозно, а через полчаса уже все изменилось. Земля то видна, то опять скрывается, смотря по тому, поднимется или опустится завеса тумана. Можно подумать, что погода кем‑то фабрикуется, а не является последствием тех или других условий. Все это очень интересно.

Вторник, 21 февраля. Новый лагерь, милях в 12 от Безопасного. Пройдено 15,5 мили. Выступили, по обыкновению, около 10 ч вечера. Сначала было светло, но скоро стемнело и стало трудно различать поверхность дороги. Собаки, по‑видимому, утомились. Часа через полтора после нашего выступления мы пришли к ледяной гряде, очертания которой лишь смутно различались. Вдруг Уилсон крикнул: «Держитесь за сани», и я заметил, как его нога уходит в трещину. Я подскочил к саням, но трещины не увидел. Пять минут спустя, в то время как обе упряжки бежали рядом, средние собаки нашей упряжки вдруг исчезли. В ту же секунду вся упряжка, пара за парой, барахтаясь изо всех сил и стараясь вылезть на твердый лед, стала проваливаться. Передний, Осман, напряг всю свою богатырскую силу и удержался. Удивительно было смотреть на него. Сани остановились, и мы отскочили в сторону.

В следующую минуту положение выяснилось. Оказывается, мы шли вдоль моста из смерзшегося снега, перекинутого через трещину. Сани на нем остановились, собаки же повисли над бездной между санями и Османом. Почему мы с санями не провалились за ним — совершенно непонятно. Я уверен, что лишние несколько граммов веса увлекли бы и нас.

Выяснив свое положение, мы оттащили сани от моста, якорем прицепили их ко льду и затем заглянули в глубь трещины. Собаки жалобно выли, повиснув в самых невозможных положениях, очевидно, страшно напуганные. Две из них выскочили из сбруи и смутно виднелись много ниже, на другом снежном мосту. Под действием тяжести повиснувших собак веревка с обоих концов цепи глубоко впилась в снег у трещины, и ее не было возможности сдвинуть с места.

Уилсон и Черри‑Гаррард, заметив случившееся, поспешили к нам на помощь. Сначала казалось, что почти нет надежды спасти наших бедных собак. К счастью, прежде чем пуститься в путь, я удостоверился, что нами захвачена с собой веревка; такие веревки применяются при подъеме на горы в Альпах.

Черри‑Гаррард поспешно притащил этот крайне полезный предмет. В подобных неожиданных случаях сразу всего не сообразишь, и в первые минуты все суетились довольно бестолково. Мы ни на дюйм не могли сдвинуть ни главную постромку саней, ни упряжь Османа и душившую его веревку. Скоро, однако, мысли наши прояснились. Мы разгрузили сани, отнесли в безопасное место спальные мешки, палатку и печку. Осман удушливо храпел. Ясно было, что его необходимо скорее освободить. Я сорвал ремни с одного спального мешка, и ими, с помощью Мирза, удалось на несколько дюймов оттянуть веревку, освободить Османа и разрезать на нем хомут.