Содом и Гоморра. Города окрестности Сей - Кормак Маккарти (2013)

— Тоже мне, барышник, — усмехнулся старик. Покачал головой. Затянулся сигаретой.

— А вы занимались выездкой, мистер Джонсон?

— Приходилось. Но только так, в пределах необходимого. Особо-то лихим вольтижером я никогда не был. Что бы это ни значило. Однажды лошадь меня крепко приложила. Такое остается в памяти, сознаешь ты это или нет. И потом мешает. Пусть даже в мелочах. Таких, что их даже не замечаешь.

— Но вам же нравится ездить верхом.

— Нравится. Но Маргарет ездила в два раза лучше меня. Чтобы женщина так управлялась с лошадьми, я и не видывал никогда. Куда мне до нее! Мужчине в этом признаваться трудно, но что ж поделаешь, если это правда.

— А работали вы тогда на ранчо «Матадор»{33}?

— Да, было дело.

— И как?

— Да как… Тяжелая была работа. Как-как…

— Работа, думаю, с тех пор не изменилась.

— Да нет, все-таки изменилась, наверное. Немножко. Никогда я не был особенно влюблен в скотоводство. Но это был единственный бизнес, в котором я хоть что-то понимал.

Сидит курит.

— А можно вас кое о чем спросить? — сказал Джон Грейди.

— Спрашивай.

— Сколько вам было лет, когда вы женились?

— А я женат-то никогда и не был. Так и не нашел женщину, которая бы согласилась терпеть меня. — Он бросил взгляд на Джона-Грейди. — Маргарет была дочерью моего брата. В восемнадцатом году брата с женой обоих свела в могилу эпидемия инфлюэнцы.

— Я и не знал…

— Она родителей практически не помнила. Когда лишилась их, маленькая была. Лет что-нибудь пяти. А ты чего без куртки?

— Ничего, мне нормально.

— Я тогда был в Форт-Коллинзе, Колорадо{34}. За мной послали. Я погрузил в вагоны лошадей и вернулся с ними на поезде. Ты смотри не простудись тут.

— Нет, сэр. Не простужусь. Мне не холодно.

— Сколько я ни старался (а я, видит бог, старался), так и не нашел такую, чтоб подошла для Маргарет.

— Такую — это кого?

— Жену. Такую жену. Ну и в конце концов мы перестали искать. Может быть, зря. Не знаю. В основном ее воспитывала Сокорро. И она освоила испанский лучше самой Сокорро. Ужасно было тяжело. Сокорро сама чуть не умерла. Да она и до сих пор не совсем оправилась. И никогда, наверное, не оправится.

— Да, сэр.

— Мы уж как только ее не баловали — вроде должны были вконец испортить, но к ней как-то ничего не приставало. Даже не знаю, почему она стала такой, какой стала. Можно сказать, просто чудо какое-то. Во всяком случае, моей заслуги в этом точно нет, ты меня понимаешь?

— Да, сэр.

— Вон, взгляни-ка. — Старик дернул подбородком в сторону луны.

— А что такое?

— Нет, сейчас не видно. А ну-ка, ну-ка… Нет. Исчезли.

— Кто?

— Птицы пролетели. Прямо по луне. Может, гуси. Не знаю.

— Я не заметил. В какую сторону летели?

— Туда, вглубь пустыни. Наверное, летят на болото, которое вдоль реки около Белена.

— Да, сэр.

— Когда-то я любил скакать ночью.

— Я тоже.

— Ночью в пустыне можно увидеть вещи, которых и не поймешь даже. И конь тоже видит всякое. Может, конечно, и шарахнуться, а может увидеть что-нибудь такое, что вроде и не напугался, а ты все равно поймешь, что он что-то такое увидел.

— Ну, например?

— Не знаю.

— Это, в смысле, духов, нечисть какую-то?

— Нет. Я не знаю что. Просто едешь и понимаешь, что он их видит. Там они есть.

— То есть это и не звери?

— Нет.

— Не то, чего он просто опасается?

— Нет. Это, скорее, что-то ему очень знакомое.

— А нам нет.

— А нам нет. Вот так-то.

Старик сидит курит. Поглядывает на луну. Но птицы больше не пролетают. Помолчал, потом говорит:

— Нет, ну при чем тут привидения? Это я больше о том, какова жизнь. Если ты ее понимаешь.

— Да, сэр.