Чаша и крест - Нэнси Бильо (2013)

Все пришпорили лошадей. Я мысленно молилась, чтобы Джон не стал преследовать нас дальше. Терпение Кортни в конце концов могло лопнуть.

Но Джон не пошел за нами. Хотя рта не закрыл, и крики его долго еще звенели в ушах, когда Дартфорд остался уже далеко позади.

— Близится час расплаты! — громко вещал сумасшедший. — Армагеддон уже наступил! И в конце концов он поглотит всех вас!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

7

Такая улица, как Саффолк-лейн, могла появиться только в Лондоне. Совсем рядом ключом била жизнь, сновали толпы народу, вечно стоял шум и раздавались крики; ее окружала густая атмосфера зловония и смрада — словом, все прелести нашей блестящей столицы. Но сама Саффолк-лейн была улочкой совсем коротенькой, узенькой и тихой. Этакий тенистый заповедник в большом городе. По западной стороне ее, бросая на булыжную мостовую вечернюю тень, тянулся высокий и длинный особняк. Он был построен чуть ли не двести лет назад и стоил хозяину, купцу из Мидлсекса, которого пять раз подряд избирали лорд-мэром города, огромных денег. Первый владелец даже дал своему любимому дому ласковое имя: особняк «Алая роза». После его смерти особняк перешел в алчные руки представителей высшей знати. Через два года после свадьбы моего кузена Генри с Гертрудой они стали владельцами «Алой розы». И пока я гостила в семействе Кортни, я нигде больше не бывала.

Комната моя располагалась на втором этаже, в юго-западном крыле дома и, следовательно, совсем близко к Лоуэр-Темз-стрит, оживленной улице, послушно повторяющей все изгибы реки Темзы. На вторую неделю моего пребывания здесь, в среду утром, я услышала доносящиеся с Лоуэр-Темз-стрит громкие крики. Сперва я подумала было, что это вопит какой-нибудь сбежавший из лечебницы сумасшедший, но, прислушавшись, поняла, что ошиблась. Выглянув в окно, я увидела, что на углу стоит человек в королевской ливрее. Он что-то выкрикивал, но слышно было плохо, я смогла разобрать только два слова: «император Карл». И догадалась, что вижу под окнами городского глашатая.

Знатным дамам не к лицу высовываться из открытого окна, но я все равно распахнула створки, чтобы лучше слышать, какие новости он сообщает горожанам. В комнату ворвалась струя прохладного, сырого и дурно пахнущего воздуха, угрожая выстудить и заполнить смрадом мою благоухающую ароматами спальню.

— В морском сражении у Превезе, — кричал молодой глашатай, — турки нанесли императору Карлу поражение! Потеряно тринадцать кораблей императорского флота! Турецкий флотоводец Хайруддин Барбаросса захватил в плен три сотни христиан! Победоносные мусульмане Оттоманской империи разгромили войска императора!

В третий раз повторив сообщение, глашатай пошел дальше и скрылся из виду. Я пыталась осмыслить значение этого известия. Теперь я уже не пыталась укрыться в своей скорлупе, не отшатывалась от мирских новостей и событий. Я хранила верность леди Марии, а уж ее-то не оставляли равнодушной исходы сражений, в которых участвовали войска ее кузена, императора Карла. Чтобы стать для Марии Тюдор настоящим другом, я решила забыть о своем отвращении к политике и внимательно следила за тем, что происходило в христианском мире. Впрочем, политика представлялась мне настоящей трясиной, в которой легко можно было увязнуть. Вот, например, что значит для леди Марии это поражение в морской битве? Что оно несет ей — добро или зло?

— Надо спросить у Гертруды, — пробормотала я, закрывая окно.

С одной стороны моей большой спальни стояла кровать на четырех столбах, с пологом и занавесками, украшенными золоченой каймой. С другой был камин, сейчас он почти погас, остались только горячие угли и пепел. Возле двери на дубовой панели, закрывающей всю стену, висело высокое зеркало. Проходя мимо него, я резко остановилась.

Кто эта женщина, которая смотрит на меня из зеркала?