Чаша и крест - Нэнси Бильо (2013)

— Лично я готова прислуживать даже турчанке, одетой в один лишь красный кушак, если только меня сделают фрейлиной новой королевы, — объявила Сесилия.

Все остальные принялись в шутку бранить ее.

— Неужели у короля нет на примете ни одной подходящей англичанки? — выразила недоумение графиня.

— Похоже, что нет, — вздохнула хозяйка дома.

— Если бы такая кандидатура вдруг появилась, вы бы нам обязательно сообщили, правда, Гертруда? — жалобно спросила Сесилия.

Та украдкой метнула на меня взгляд, а потом ответила:

— Я так давно уже не была при дворе. — По интонации ее чувствовалось, что она не горит желанием обсуждать эту тему.

Леди Ар негромко засмеялась и невинно поинтересовалась:

— Ну и что? Разве для вас это имеет какое-то значение?

Похоже, эта дама полагала, что Гертруде откуда-то должны быть известны все мысли и желания короля.

Внезапно я почувствовала, что взгляд леди Ар устремился на меня.

— Госпожа Джоанна, вы, конечно, знаете, как все мы благодарны маркизе Эксетер за то, что она способствовала возвышению королевы Джейн?

— Какая чепуха! — резко отозвалась Гертруда.

— Почему вы отрицаете это? — воскликнула леди Си. — Разумеется, без вашей помощи не обошлось! Своими силами Сеймуры ни за что бы не справились!

Тут еще одна гостья, леди Анна, покачала головой и заметила:

— Братья Сеймуры — сущие чудовища.

Гертруда глубоко вздохнула и, скорчив гримасу, добавила:

— Но всех страшнее их папаша: вот уж зверь так зверь.

Это ее заявление вновь вызвало дружный смех присутствующих. Здесь все понимали друг друга с полуслова.

Меня же охватило смятение, которое я усиленно пыталась скрыть. Я вспомнила, как накануне вошла в гостиную Гертруды и случайно услышала ее разговор с доктором Брэнчем. Помнится, речь шла о некоей ничтожной девице из ужасной семьи. Наверняка они тогда говорили о покойной королеве Джейн Сеймур.

Ядовитая злоба и недоброжелательство, шпильки и язвительные насмешки — нет, не это надеялась я услышать здесь, в этой комнате, и, разумеется, званый вечер доставлял мне мало удовольствия. Но вот на серебряных подносах внесли пирожные. Кондитер Кортни оказался на высоте. Музыканты продолжали играть, и один из них пел красивую песню о любви и разлуке, а все дамы слушали и лакомились вкуснейшими пирожными.

Все дамы, за исключением двух: Гертруда и леди Ар продолжали о чем-то увлеченно беседовать, не обращая внимания ни на еду, ни на музыку. В короткую паузу между куплетами песни до моего слуха донеслось одно-единственное слово — Лондиний.

Наконец музыка умолкла. Гертруда встала и подошла к остальным гостям. А леди Ар внезапно посмотрела на меня и поманила пальчиком к себе. Сердце у меня часто заколотилось. Похоже, теперь наступила моя очередь беседовать с этой странной женщиной. Я взяла свой недопитый бокал с ароматным вином, подошла к ней и села на свободный стул.

Леди Ар наклонилась поближе. Благоухание засохших фиалок защекотало мне ноздри.

— Я служила всем трем королевам, вы знали об этом? — спросила она.

— Нет, миледи.

Я сжалась под испытующим взглядом ее глаз. И вовсе они были не серые, теперь я это ясно видела. Бледно-голубые, почти прозрачные, а вокруг зрачков — черные кружки.

— Я была фрейлиной Екатерины Арагонской в тысяча пятьсот двадцать седьмом году, когда вы прибыли ко двору. Как много воды утекло с тех пор. На память я не жалуюсь, но вот вас там что-то не припоминаю. Хотя удивляться тут нечему: ведь вы прослужили покойной королеве Екатерине всего один день. Как раз, когда его величество объявил своей первой супруге, что намерен с ней развестись.