Чаша и крест - Нэнси Бильо (2013)

К счастью, как раз в эту минуту явилась Гертруда в прекрасном платье темно-зеленого бархата. Она взяла мужа за руку и прижала ее к щеке. Это был один из ее излюбленных жестов, но мне показалось, что на этот раз жена Генри сделала это с большим жаром, чем обычно. На мгновение мы встретились взглядами. И снова, в который уже раз, прекрасно поняли друг друга. Сегодняшний вечер принадлежит Генри, и мы обе постараемся сделать все, чтобы доставить ему как можно больше радости.

Барон Монтегю повел меня в большую залу. Позади нас шагали супруги Кортни.

— Примите мои соболезнования, барон, в связи с кончиной вашей супруги, — проговорила я и тут же пожалела: слова мои прозвучали довольно натянуто. Да уж, момент для выражения соболезнований был выбран не совсем удачно, но уж лучше было сделать это сейчас, чем в зале, где столы ломились от еды и напитков.

Он поблагодарил меня, но весьма сухим тоном, чисто формально. И, в свою очередь, сказал:

— Я очень опечалился, когда узнал о смерти вашего батюшки. Я знал сэра Ричарда Стаффорда, сколько помню самого себя. Это был достойнейший и благороднейший человек.

— Мы с вами оба потеряли тех, кого любили, — проговорила я, когда мы уже подходили к дверям большой залы.

Монтегю промолчал. Мое замечание, похоже, причинило ему немалую душевную боль, как и жизнерадостные заявления Генри несколькими минутами ранее. Я смутилась, вспомнив, как вела с бароном в музыкальной комнате пустую светскую беседу. И не надо было заговаривать о смерти его жены.

Супруги Кортни за нашими спинами весело над чем-то смеялись.

В пышно убранной к торжественному обеду большой зале нас поджидало еще двое гостей: сэр Эдвард Невилл, дородный мужчина с радостной улыбкой на лице, и свояченица барона Монтегю, леди Констанция Поул. Она была немного старше меня, светловолосая и розовощекая, как и полагается настоящей англичанке, у которой полно обожателей.

— Боже мой, какая ткань, какое прекрасное платье! — воскликнула Констанция. — Так вот, значит, как теперь одеваются наши монашки!

Кровь бросилась мне в лицо. Гертруда пустилась объяснять, что вкусы мои скромны, что это она настояла на том, чтобы я приняла это платье от нее в подарок.

— Как хорошо иметь таких друзей! Да вы просто счастливица! Не знаю, кому еще из моих знакомых так повезло! — прощебетала леди Поул, хватая кубок с вином пальцами с обкусанными чуть не до крови ногтями. — Да-да-да, вам очень, ну просто очень повезло!

В словах ее явно был какой-то подтекст, которого я не поняла, и это мне очень не понравилось. И тут я вспомнила, что муж Констанции находится в лондонском Тауэре. Процесс был громкий, я это знала. И, следуя примеру барона Монтегю, не отвечала болтушке ни слова. Потом я заметила, что друг Генри потихоньку отошел от нас и бродил по зале, разглядывая скульптуры и картины на стенах.

Остальные направились туда, где мне сейчас меньше всего хотелось бы оказаться: к огромному камину. Я осталась возле стола одна. Гертруда поманила было меня рукой, но я притворилась, что не заметила.

— Монтегю, приведите к нам Джоанну, — окликнул барона Кортни.

Тот с готовностью подошел и снова протянул мне руку. Я изо всех сил старалась держаться как можно более беззаботно. «Не будь дурой», — говорила я себе. Но… Затаив дыхание смотрела на камин, на нависающих над ним каменных львов, готовых к прыжку. И в груди у меня шевелился тошнотворный страх.

— Что-то не так, Джоанна? — спросил барон Монтегю.

— Простите меня, простите, — пробормотала я, закрывая глаза.

Он схватил меня за руку и потянул прочь от камина, повернув к остальным спиной.

— Вас тут что-то беспокоит? — спросил барон, понижая голос.

— Да, — ответила я, удивленно глядя на него. — Как вы догадались?

— Я тоже испытываю здесь некоторое беспокойство.

Огромные темные глаза барона были полны неподдельной скорби.