Лорд Хорнблауэр - Сесил Форестер (1946)

— В таком случае остается лишь довести до членов суда, — продолжал обвинитель, — вердикт военного трибунала от десятого июня одна тысяча восемьсот одиннадцатого года, каковым вышеназванный Орацио Орнблоуэр, в его предумышленное отсутствие, был приговорен к смерти за пиратство и нарушение законов войны. Приговор подписан четырнадцатого июня того же года его императорским величеством. У судей имеется заверенная копия этого документа. Я требую, чтобы этот смертный приговор был подтвержден.

Клозан снова посмотрел на судей, и снова ответом ему был шестикратный кивок. Клозан потупил взор, и некоторое время барабанил пальцами по столу, затем поднял голову. Он поймал взгляд Хорнблауэра, и удивительная проницательность последнего позволила ему понять, что в уме Клозана звучат сейчас не раз повторенные приказы Бонапарта: «этот Хорнблауэр должен быть схвачен и расстрелян на месте», — или что-нибудь в таком духе. Голубые глаза Клозана просили у него прощения.

— Приговор трибунала гласит, — тихо проговорил Клозан, — что означенный Орацио Орнблоуэр подлежит смерти через расстрел. Приговор будет приведен в исполнение завтра на рассвете, сразу вслед за казнью изменника Грасая.

— Пиратов вешают, ваше превосходительство, — заявил обвинитель.

— В приговоре сказано, что Орнболоуэр должен быть расстрелян, — повторил Клозан. — Увести заключенного. Трибунал закрыт.

Вот и все. Хорнблауэр знал, что когда он повернулся и пошел к выходу, все смотрели ему вслед. Ему хотелось шагать прямо, подняв голову и расправив плечи, но он мог только ковылять, спотыкаясь на каждом шагу и сгорбившись. У него не было возможности сказать что-либо в свою защиту, но, возможно, это и к лучшему. Он мог начать запинаться, заикаться, мямлить, так как не подготовил речь заранее. Хромая, он стал спускаться по лестнице. В конце концов, его хотя бы расстреляют, а не повесят: только окажутся ли пули, разрывающие грудь, менее мучительными, чем веревка, сдавливающая шею? Вот и камера, в которой теперь стало почти совсем темно. Он разыскал матрас и сел. Это окончательное поражение. Эта мысль как-то не приходила до сих пор ему в голову. В их схватке, длившейся двадцать с лишним лет, последний раунд остался за Бонапартом. Против пуль не поспоришь.

Принесли три свечи, ярко осветившие темницу. Да, это поражение. С чувством острого презрения к себе Хорнблауэр вспомнил, как кичился недавно, одержав пустячную победу в словесной баталии с адъютантом. Каким он был идиотом! Граф приговорен к смерти. Мари… О, Мари…Мари! Он почувствовал, как на глазах у него выступают слезы, и торопливо повернулся так, чтобы никто не заметил их. Мари любила его, и погибла благодаря его глупости. Его глупости и необоримому гению Бонапарта. О Боже, если бы у него был шанс прожить три этих последних месяца заново. Мари, Мари. Ему хотелось спрятать лицо в ладонях, но он вовремя спохватился, что три пары глаз неотрывно наблюдают за ним. Нельзя позволить, чтобы говорили, что он умер как трус. Ради Ричарда, ради Барбары, нельзя этого допустить. Барбара будет любить Ричарда и заботиться о нем, в этот нет никакого сомнения. Но что она подумает о своем покойном супруге? Она узнает, она догадается, почему он поехал во Францию, она догадается о его неверности. Это больно ранит ее. Ее на за что будет упрекнуть, если она постарается вытравить из своей памяти воспоминания о нем. Она снова выйдет замуж. Без сомнения, так и будет: еще молодая, красивая, богатая, с хорошими связями. Господи, боль стала еще сильнее, когда он представил ее в объятиях другого мужчины, смеющуюся от радости. Но он же был в объятиях Мари. О! Мари…