Лорд Хорнблауэр - Сесил Форестер (1946)

Хорнблауэр продолжал наблюдать за ним в большом зале в Отель де Виль, где, вопреки зажженным в обоих концах каминах, было жутко холодно. Герцог приветствовал представителей местных властей с женами, которых по очереди подводили к нему. Искусственная улыбка, вежливое, но формальное приветствие, тщательно выверенный, в соответствии со статусом, знак внимания: от кивка головы до легкого поклона. Все это свидетельствовало о хорошей школе. Рядом и позади него стояли советники — émigré[23] аристократы, которых он привез с собой, Мома и Лебрен представляли Францию послереволюционного периода, Хоу следил за соблюдением интересов Британии. Немудрено, что герцог выглядел марионеткой в окружении этих людей, дергавших за веревочки.

Хорнблауэр видел красные носы и неприкрытые перчатками красные локти женщин, трясущихся от холода в до предела декольтированных придворных туалетах. Жены торговцев и мелких чиновников, получив приглашение в самый день приема, были одеты кое-как, на скорую руку. Полные туго зашнурованы в корсеты, более худые пытались демонстрировать не сдерживаемую корсетом томность нарядов, бывших в моде лет десять назад. Они бурлили от возбуждения при мысли о предстоящей встрече с царственной особой. Их мужья, казалось, заразились этим чувством, оживленно курсируя от группы к группе. Но Хорнблауэр знал, что является причиной их беспокойства: до тех пор, пока неизмеримая мощь Бонапарта не будет сломлена, лишь несколько дней могут отделять их, с их маленькими состояниями или надеждами на получение пенсиона, от того, чтобы стать нищими изгнанниками или жертвами гильотины. Одной из причин присутствия здесь герцога было заставить этих людей открыто признать себя сторонниками Бурбонов, и откровенные намеки Лебрена в частных беседах давали ясно понять, зачем они здесь. Конец сомнениям и терзаниям — в будущем история будет вспоминать лишь о блистательном приеме, ознаменовавшем прибытие бурбонского принца на землю Франции. Хорнблауэру пришла вдруг в голову мысль, что в подоплеке приема, устроенного Молодым Претендентом в Холируде,[24] лежали те же самые причины, чтобы там не утверждали позднейшие легенды. С другой стороны, прием у Претендента не был украшен присутствием красных мундиров морской пехоты и голубых с золотом флотских.

Кто-то прикоснулся к рукаву его мундира, прикосновение, как ему показалось, было предостерегающим. Неспешно повернувшись, он увидел Брауна, одетого в лучший костюм.

— Меня послал к вам полковник Доббс, сэр, — заявил Браун.

Он говорил тихо, стараясь не смотреть прямо на капитана и не шевелить губами больше, чем необходимо. Ему одинаково не хотелось привлекать внимание собравшихся к своему присутствию, и дать возможность кому-нибудь услышать его слова.

— Ну?

— Прибыло донесение, сэр, и полковник Доббс считает, что вы должны на него взглянуть, сэр.

— Я буду через секунду.

— Есть, сэр.

Браун исчез: несмотря на массивность и рост, он мог быть совершенно незаметным, когда это было ему нужно.

Хорнблауэр выждал достаточно долго для того, чтобы ни у кого не создалось впечатления, что его уход связан с сообщением Брауна, и затем миновал стоящих у двери часовых. Прыгая через ступеньку, он поднялся в свой кабинет, где его ждал одетый в красный мундир морской пехоты полковник.

— Они, наконец, идут, сэр, — сказал Доббс, протягивая Хорнблауэру донесение.

Оно представляло собой длинную, узкую полоску бумаги, и даже такая узкая, она была сложена как по длине, так и по ширине. Письмо было таким странным, что Хорнблауэр, прежде чем приступить к чтению, вопросительно посмотрел на Доббса.

— Оно было спрятано в пуговице плаща посланца, сэр, — пояснил Доббс. — От агента в Париже.

Хорнблауэр знал, что многие высокопоставленные лица предают своего владыку — императора, продавая военные и политические секреты, как ради сиюминутной выгоды, так и ради будущей карьеры. Это письмо, должно быть, послано одним из таких людей.