За чертой - Кормак Маккарти (1994)

— Вот, обрати внимание вот здесь, внизу второй страницы, — сказал сержант. — Это графа согласия родителей. Если хочешь записаться в армию Дяди Сэма, будь любезен принести это за подписью мамочки. Если ей для этого придется спуститься с небес, не вижу проблем: пусть спускается. Ты понял, что я тебе говорю?

— Да, сэр. Наверное, вы хотите, чтобы на этом листе бумаги я расписался за свою покойную мать.

— Этого я не говорил. Разве ты такое от меня слышал?

— Нет, сэр.

— Тогда давай, вперед. Жду тебя здесь после обеда.

— Слушаюсь, сэр.

Повернулся, пошел. Дверь заслоняли какие-то люди, они расступились, давая ему пройти.

— Парэм, — окликнул его сержант.

Он повернулся:

— Да, сэр.

— Возвращайся после обеда сюда, ты меня понял?

— Слушаюсь, сэр.

— Тебе же и идти-то больше некуда!

Билли перешел через улицу, отвязал коня и, сев верхом, вернулся в центр сперва по Серебряной улице, потом по Западной Еловой; бумаги все это время держал в руке. Названия всех улиц, шедших с востока на запад, были древесные, а тех, что с севера на юг, — металлические. Коня привязал перед кафе «Манхэттен», наискосок от автобусного вокзала. Рядом с ним оказалась земельная и скотоводческая компания «Виктория», а около нее на тротуаре беседовали двое мужчин в шляпах с узкими полями и сапогах хотя на вид и ковбойских, но с «ходибельными», более низкими каблуками, какие предпочитает начальство. Когда проходил мимо, они на него покосились, и он кивнул, но на кивок ему не ответили.

Протиснувшись в выгородку за столик, он разложил на нем свои бумаги и заглянул в меню. Подошла официантка, он стал заказывать ланч, но она сказала, что время ланча начинается в одиннадцать. А сейчас он может заказать только завтрак.

— Но я сегодня уже один раз завтракал.

— В нашем городе насчет этого ограничений нет — можно завтракать столько раз, сколько хочешь.

— А какой самый большой завтрак вы можете мне предложить?

— А какой самый большой завтрак вы можете съесть?

— Я к тому, что у меня ваучер из рекрутского пункта.

— Это я поняла. Вижу — вон лежит.

— Четыре яйца можно?

— Надо только сказать, как вам их приготовить.

Завтрак она принесла на продолговатом фаянсовом блюде, где поместились все четыре яйца, с обеих сторон поджаренные, чтобы белок весь схватился, и ломтик жареной ветчины с овсянкой и кусочком масла, а ко всему этому еще тарелочка с крекерами и маленький судочек с соусом.

— Захотите добавки, дайте мне знать, — сказала она.

— Хорошо.

— Хотите сладкую булочку?

— Да, мэм.

— Добавки кофе хотите?

— Да, мэм.

Он поднял на нее взгляд. Ей было лет сорок, черноволосая, с плохими зубами. Глядя на него, обнажила их в улыбке.

— Люблю смотреть, как мужчина ест, — сказала она.

— Что ж, — отозвался он, — сейчас вам предстоит увидеть, как едят действительно не по-детски.

Когда с едой было покончено, он сидел, пил кофе, изучая бланк, на котором полагалось расписаться матери. Смотрел на него, думал-думал и наконец спросил официантку, не найдется ли у нее авторучки.

Ручку она принесла и дала ему.

— Только не уносите, — сказала она. — Ручка не моя.

— Не унесу.

Официантка вернулась к себе за прилавок, а он, нагнувшись над бланком, в соответствующей графе вывел: «Луиза Мэй Парэм». Тогда как его мать звали Кэролин.

Выходя наружу, встретил троих других рекрутов, которые шли по тротуару к кафе. Они шли и так между собой болтали, словно были друзьями детства. Увидев его, смолкли, и он заговорил с ними сам, спросив, как у них дела, на что они ответили, что хорошо, и вошли в заведение.