За чертой - Кормак Маккарти (1994)

Переместившись в северный Техас, весь следующий год он работал по большей части то на ранчо «Матадор», то на компанию «Т-Даймонд», что в Форт-Уорте. Потом, откочевав южнее, стал наниматься на более короткие промежутки времени — когда на несколько дней, когда на неделю. К весне третьего года войны чуть ли не во всех домах страны в окне красовалась золотая звезда.{92} До марта работал на небольшом ранчо у подножия горы Магдалина в Нью-Мексико, а потом в один прекрасный день вдруг взял расчет, поседлал коня, нагрузил вьючную лошадь скаткой с постелью и снова устремился к югу. Чуть восточнее Стайнова перевала{93} он пересек последнюю дорогу с покрытием, а через два дня уже подъезжал к воротам ранчо «Складская гряда». Стоял прохладный весенний денек, и старик сидел на крылечке в кресле-качалке. На голове шляпа, в руках Библия. Весь подался вперед, пытаясь разглядеть, кто к ним едет. Как будто этот жалкий фут, на который он в силах сократить тем самым расстояние, способен сделать всадника видимым отчетливее. Сандерс выглядел старше, имел болезненный вид и за те два года, что прошли с их последней встречи, то ли усох, то ли стал меньше ростом. Билли окликнул его по имени, и старик отозвался в том смысле, что давай слезай, мол, и Билли спешился. Подойдя к нижней ступеньке крыльца, остановился и, одной рукой взявшись за облупленные перила, поднял взгляд на старика. Тот сидел, заложив Библию пальцем, чтобы не потерять нужное место.

— Это ты, что ли, Парэм? — сказал он.

— Да, сэр. Это я, Билли.

Билли поднялся по ступенькам и, сняв шляпу, поздоровался со стариком за руку. Глаза старика выцвели, стали совсем бледно-бледно-голубенькими. Он долго тряс руку Билли.

— Благослови тебя Господь, — сказал он. — Я тысячу раз вспоминал тебя. Сидел тут и думал: ну когда же я тебя увижу?

Билли подвинул ближе к старику одно из старых кресел с плетеными сиденьями, сел в него, положил шляпу на колено и, окинув взглядом пастбища и окружающие их горы, устремил взгляд на старика.

— Ну, ты, наверное, насчет Миллера-то знаешь уже, — сказал старик.

— Нет, сэр. До меня новости не очень-то доходили.

— Убили его. На атолле Кваджалейн.{94}

— Мне ужасно жаль это слышать.

— Да, мы очень тяжело это пережили. Очень тяжело.

Посидели. Из прерии налетал ветер. Свисавший с крыши в углу веранды горшок с декоративным папоротником тихо качался над перилами, а его тень неторопливо чертила на досках пола сложные и непредсказуемые кривые.

— А с вами как — все нормально? — сказал Билли.

— Да со мной-то все в порядке. Осенью операция была, удалили катаракту, но ничего, справляюсь. Вот Леона только меня бросила, замуж вышла. Но теперь ее мужа услали за моря, а она так и сидит в Росуэлле{95} — и чего сидит? Работу там нашла. Я пытался ее уговаривать, но ты ж понимаешь…

— Да, сэр.

— По совести сказать, мне бы уже и вообще пора на погост.

— Да ладно! Живите вечно.

— Вот этого мне желать не надо.

Он откинулся в кресле и закрыл Библию окончательно.

— Дождь собирается, — сказал он.

— Да, сэр.

— Чуешь, как запахло?

— Да, сэр.

— Как я всегда любил этот запах!

Посидели. Немного погодя Билли вдруг говорит:

— А сейчас вы его чувствуете?

— Нет.

Еще посидели.

— Послушай-ка, а что от Бойда — есть какие-нибудь вести? — сказал старик.

— У меня нет. Из Мексики он так и не вернулся. А если вернулся, то я об этом ничего не слыхал.

Старик надолго замолк. Смотрел, как темнеет прерия на юге.

— Однажды на асфальтовом шоссе в Аризоне я видел границу дождя, — сказал он. — По одну сторону белой линии на целых полмили дождь, а по другую — сухо, как в духовке. Граница — прямо по белой линии.

— Это я верю, — сказал Билли. — Сам такой дождь видал.

— Мне это было так странно!